Переодеваюсь в форму, мышцы уже разогретые после растяжки, а звуки, доносящиеся с трибун, поднимают адреналин.
Надо выигрывать, тут без вариантов, и мы настроены решительно. Тем более игра с «Титаном». Я играл за них пару лет, потом перешел в «Феникс», но на сборах у нас отношения испортились, поэтому хочется выиграть еще сильнее обычного.
Тренер заходит в раздевалку, настраивает нас на игру, подбадривает, волнуется, видно. Прячет руки в карманы брюк и часто трогает галстук. Его бесит обязательный дресс-код на игры, а мы подкалываем частенько.
– Давайте, пацаны, порвите, – говорит напоследок и уходит. Нам на льду надо быть через пять минут, все собраны, у нас редкая тишина.
Последние минуты, и выходим. Толпа приветствует радостно, крики зрителей смешиваются в один громкий гул, но это очень заряжает.
Кидаю взгляд на трибуны, а потом резко отвожу. Ловлю себя на мысли, что ищу ее. Хочу, чтобы была здесь, но если увижу – поплыву сразу же, как на той тренировке. А на игре такое точно не прощается, и держать себя в руках будет сложнее.
Поэтому не ищу ее глазами, хотя до зуда интересно, пришла ли она. Смотрит ли на нас, на… на меня.
Думаю об этом еще минуту, пока позволяет время, а потом отключаюсь, с головой уходя в игру.
У нас сложный соперник, агрессивный, подготовленный. Но и мы не просто так сюда пришли шайбу по льду покатать.
Атакуем. Заряжаемся громкой поддержкой болельщиков и первый период выигрываем с двумя шайбами в воротах соперника. Палыч в перерыве говорит «не расслабляться», а я снова думаю: видела ли Александра?
Она не обязана на все игры ходить, по факту она и к команде-то не относится, только к админке. Но все равно хочется, чтобы видела. И поддерживала. Я бы с ее поддержкой и горы одной рукой свернул.
– Сабиров, – говорит тренер, обращая мое внимание на себя, – тебя их тридцать девятый пасет, имей в виду.
Киваю. Понял. «Титан» знает мои слабые места и может ими пользоваться. Это подло, но и они наличием совести не отличаются особо. Из слабого у меня – спина. Была серьезная травма позвоночника. Играть и жить не мешает, но лучше не трогать и не попадать никому под клюшку. А тридцать девятый у них – Мишаня, здоровый такой лось, тому попадаться вообще не хочется.
На второй период выхожу с пониманием, что надо быть аккуратнее, и один раз меня эта осторожность спасает. Когда отбираю шайбу у соперника, чувствую, что меня чересчур сильно прижимают к борту, и успеваю увернуться, оставаясь целым и невредимым.
Мы пропускаем одну, потому что Коваль задержал соперника, его посадили на лавку на две минуты и мы остались в меньшинстве. Никто его не винит, но факт остается фактом.
Во втором периоде «Титан» начинает кусаться, у нас чуть не травмируют Серегу и постоянно цепляют всех кого можно. Нам не удается закатить, но и пропустить мы себе больше не позволяем.
Третий период самый сложный. Нужно рвать победу зубами, но на каждый укус соперник пытается нанести увечья еще сильнее.
Я попадаю в замес, атакую, но меня цепляют клюшкой, встаю, слышу свисток судьи, жду вердикт для соперника и пытаюсь отдышаться.
– Что, Тимурик, совсем в крысу превратился, да? – слышу сбоку и стараюсь держаться. Поворачиваю голову – Мишаня. Не смог физически задушить, морально решил?
Я не успеваю ответить, матч продолжается, мы в большинстве, и это дает нам преимущество почти сразу же. С моей передачи Сава закатывает шайбу в ворота, трибуны радостно взрываются, и когда я начинаю еще одну атаку, меня снова сбивают с ног.
– Да ты, сука, издеваешься, что ли! – Меня взрывает, когда я снова вижу Мишу. – Магнитом тебя ко мне тянет?
Он не отвечает ничего, но срывает перчатки и толкает меня в грудь, оскаливаясь.
Замес начинается сразу же. С «Титаном» мы в контрах, как ни с какой другой командой, поэтому об игре все забывают и летят к нам. Я даже не контролирую себя, когда срываю шлем и вижу еще двоих таких же, а потом морщусь от резкого удара по лицу и трясу головой, чтобы прийти в себя.
Нас разнимают, удаляют всех кого можно, трибуны гудят то ли от ужаса, то ли от фееричного шоу. На лице Палыча читается ненависть, пока, правда, непонятно, к какой из команд, а я ухожу на лавку. Дисквалификация две минуты. До конца матча полторы, и на лед я сегодня уже не выйду.
Когда выдыхаю, в голову сразу летит мысль: вот сейчас я надеюсь, что Александры на матче не было… Не хотел бы я, чтобы она видела, как мне прилетело по роже.