— Эмма, брось нож.
Я нервно замотала головой, и слезы с новой силой покатились по лицу. Не думала, что в моем теле осталось столько влаги.
— Что вам нужно от меня? — слова вырвались жалким истерическим воплем, который я едва узнала.
— Поговорить, — Торн сделал еще шаг.
— О чем? — я вцепилась в рукоять обеими руками, надеясь, что так силы все же хватит.
— Лора просила найти тебя.
Я вновь замотала головой:
— Я вам не верю.
Очень хотелось зацепиться за родное имя, довериться, но я понимала, что это наглая ложь. Люди, испепелившие мой дом, явились с иной целью. Ужасной целью. Имперцы никогда не приходят с добром.
— Брось нож! — Торн терял терпение, я чувствовала это по жестким ноткам его голоса.
Имперцы не привыкли к отказам. Не привыкли к переговорам. Они привыкли лишь разрушать и брать.
Что-то кольнуло в области шеи, как острое ядовитое жало. Я провела рукой в месте укола, посмотрела на пальцы и увидела кровь. Правая половина тела начала стремительно неметь, рука с зажатым ножом слабела, и вскоре я совсем перестала ее ощущать. Хотела сжать пальцы, но они не слушались. Нож выскользнул из одеревеневших пальцев, упал в песок и поехал по бархану вниз с едва различимым лязганьем песка по полированному металлу. Я подалась вперед, стараясь ухватить оружие другой рукой, но лишь упала лицом в горячий песок.
Я чувствовала руки Торна, которые подхватили меня. Хотелось кричать, биться, но я повисла, не в силах пошевелить даже пальцем. Пересохший язык прилип к небу. Было лишь движение, шорох песка под его огромными сапогами. В глазах мутнело, и очень скоро все заволокла непроглядная черная пелена. Я провалилась в пустоту.
7
Когда мне сказали, что видели в Городе имперку — я не придал этому значения. Но когда Морган принес голограмму, во мне все закипело. Таких совпадений не бывает. Девчонку тогда не нашли, и я предпочитал думать, что она давно мертва. Подохла от чьей-то руки или смертельной болезни. Провалилась в пекло. Всего лишь орущий младенец, из-за которого я прозябал в пыли Атола, зубами выгрызая то, что положено мне по праву рождения. Так было легче. Я мучился бессилием, не имея ни малейшего шанса отомстить, но я перевернул эту страницу. Не собирался снова пачкать руки в этом дерьме. Считал это прошлым. Проклятым, презираемым, но прошлым.
Я помню до каждой мелочи вонючий, присыпанный песком магазин. Они называют это магазином. Свалка хлама в заднице вселенной. Я хотел всего лишь посмотреть, но один единственный взгляд лишил меня покоя, к которому я шел столько лет. Она уничтожила время и освежевала раны. Девка слишком красива. Она предусмотрительно отгородилась решеткой. Умно. Тогда я раскроил бы это лицо, чтобы оно навсегда утратило красоту. Из-за нее, из-за этой твари я был вынужден жениться на высокородной корове, которую мне подсунули. Я мечтаю отмыться каждый раз, когда она отлеживает бока в моей постели. Смотрит молящими глазами — и меня мутит. Она любит меня. Я ее — едва терплю, несмотря на детей.
Я был готов простить. Забыть. Смириться. Пока не увидел эту рыжую тварь.
Мне все время казалось, что она ускользает. Высыпается, как проклятый норбоннский песок сквозь пальцы. Даже теперь, под замком, в открытом космосе. Сегодня я почти не спал. Ворочался в поту и бесконечно курил, пытаясь вообразить, что сделаю с этой дрянью, как только получу. Я, мысленно, то разбивал в кровь ее лицо, то трахал так, что она переставала дышать. Сломанная, раздавленная. Моя.
Я достал из ящика сигарету и затянулся горьким дымом. Слишком сильно, будто хотел уничтожить в одну затяжку. Пальцы едва заметно тряслись, я чувствовал это. Чертова тварь! Я не успокоюсь, пока не поговорю с Сенатором, но толстяк оттягивает разговор. Будто играет. Нет, ваша светлость, теперь наигрались. Теперь все.
Я услышал, как открылась дверь, и Морган, мой адъютант, вытянулся в стойку:
— Господин полковник, его светлость ожидает вас в своей приемной.
Я затушил сигарету прямо об стол, одернул мундир и выскочил из каюты, едва не свалив сопляка. Формальность, но нужна резолюция Сенатора. Я как безумный шел по коридору, не обращая внимания на отдающих мне честь солдат, поравнялся с покоями Октуса и глубоко вздохнул. Не самый лучший вариант, если он увидит во мне заинтересованность. Но, черт возьми, это не его дело.
Сенатор сидел в кресле и потягивал алисентовое вино. Бездонная бочка! Он никогда не просыхал. Лоснящееся лицо было почти таким же пунцовым, как сенаторская мантия. Я отвесил толстяку дворцовый поклон. Военный чин Сенатора — всего лишь формальность.