Ирья фыркнула.
— А не нравится, так себе заберу!
Но в темных глазах мелькнула обида. Даже совестно сделалось.
— Очень красивые бусы, правда! Но… я думала попросить у князя послать родным весточку. А ну как он не согласится? Скажет, что уже дал подарок…
Голос предательски дрогнул. А Ирья расхохоталась.
— Глупая! Ему сокола послать — вот как просто! — и щелкнула пальцами. — Сегодня и попросишь. А пока давай собираться. Скоро позовут к трапезе.
И это было ужасно!
Забава еще слишком хорошо помнила, как сидела с наложницами за одним столом. Все эти косые взгляды, шепотки и ядовитые ухмылки совсем не помогали аппетиту. Но ничего не поделать. Уже радость, что спала она в отдельной комнате.
Еще раз огладив шелковое платье и откинув за спину косу, Забава поднялась.
— И бусы не забудь, — отдала драгоценность Ирья, — они как раз к платью. Зелененькие.
Эх… Глупо было мечтать, что смотрительница забудет. Пришлось надеть. Как будто гадюку вокруг шеи обернула!
Ирья же осталась довольна.
Вместе они спустились к горнице, в которой проходила трапеза. И как же тяжело было входить под расписные бревенчатые своды! Дюжина взглядов впились в нее острыми стрелами. И сколько же злобы полыхало в глазах девушек! Казалось, даже воздух загустел, становясь похожим на разъедающие воды Чуди.
Забава едва заставляла себя передвигать ноги.
Готова была не есть совсем. Сбежать! Да кто ж позволит… Еще и место ей выделили аккурат посередке стола.
Как главной…
В полной тишине она прошла к выставленной тарелке и села.
По обе руки тут же очутились девушки, чьих имен она не запомнила.
— Как спалось, душенька? — прошипела левая. — Отдохнула?
Забава только кивнула. Говорить не могла — язык отнялся.
— Тебе нужно хорошо питаться, — вторила правая. — Сил должно быть много…
И захихикали.
Фу, какие же они гадкие! Забава тоскливо оглядела горницу. Ирье будто дела нет, знай себе командует, куда ставить яства. Стража у дверей не шелохнется, но взгляд скучный — им тоже все равно на девичьи склоки. Ярина болтает с соседкой… Удивительно! Забаве казалось, она должна злословить больше всех. Ведь чернокудрая красавца так хочет обратно к Властимиру под бок.
А мавки, сидевшие рядом, все шептали гадости.
Но Забава постаралась думать о пище. Раньше съест — раньше уйдет. Вот только каша какая-то странная. Будто пригорела малость… А через мгновение у нее так скрутило живот, что перед глазами поплыло.
Вскочив на ноги, Забава бросилась вон из горницы. А ей в спину несся обидный хохот наложниц.
Властимир
Девки перед ним стояли ни живы ни мертвы. Бледные, глаза в пол, а с лица — будто овечки кроткие.
Только где их страх был, когда вместо обычной ложки они подкинули Забаве отравленную?! И какая из них это сделала?
— Сама сознаешься, или по-плохому будем? — спросил будто бы ласково, а дуры на колени повалились.
— Прости, князь!
— Не виновата!
— Не знаю…
— Это она…
— Нет, другая!
Только Ярина молчала. Стояла смирненько, однако головы не клонила, а в черных глазах полыхал огонь.
— Мне стыдиться нечего, — произнесла твердо. — Ложку на стол не клала, к отраве не касалась.
И глянула мельком на голосившую пуще всех. А потом снова на него. Призывно так, жарко…
А ведь недавно без памяти у лекарей валялась! Однако по-прежнему готова идти на ложе и терпеть. Не пугала ее ни княжья страсть, ни сила. С этой наложницей Властимир мог позволить себе быть собой. Однако со временем насытился. И с Забавой будет так же…
Но портить свою новую игрушку он не позволит!
— Ты, — указал на девицу. Та, вскрикнув, лишилась духа. — Тихо! — зарычал на всполошившихся наложниц. — Пошли вон все, кроме Ярины и виновницы!
Девки бросились на выход. Тяжело хлопнули двери, и в горнице наступила тишина. Властимир неторопливо встал с трона и, откинув край меховой накидки, спустился по ступеням.
Ярина тихонько выдохнула:
— Князь…
Он сделал знак, и наложница замолчала. Недовольно так… через силу. А вот в норове Забавы никогда не было сопротивления. И это привлекало!
Присев рядом с другой девкой, Властимир хлестко ударил ее по щеке.
Вскрикнув, паскудница распахнула глаза.
— Если хоть слово без разрешения скажешь — язык вырву, — предупредил строго.
И, чтобы наложница вновь глаза не закатила, ударил ещё раз.
— Кто надоумил? Говори!
— Я… я…
— Жду пять ударов сердца. А потом страже отдам, если не скажешь.