Сентябрь наших встреч благословен, Моя Варшава. Знаю - ты услышишь
Как я, приемля добровольный плен,
Родство окликну именем Всевышним.
В ИТАЛИИ
Там, под балконом, столики, дымок, Весёлый парень выпекает питцу...
Наш Савиньон вспотел и изнемог
Желанием запомнить наши лица.
Играет итальянское вино.
Уже сместилось медленное время.
Кружится говорка веретено.
Хмельная терпкость веселит и греет.
Тугая тьма легко сползает гор.
Торопится поток бурлящ и колок...
Ночной невероятный разговор
еще вершится, страстен, но недолог.
Нам нечем заплатить за эту ночь -
За ближний шепот и за дальний шорох, И лучше промолчать и превозмочь
Желание запутаться в повторах.
***
Вид с лоджии: зима, река в снегу,
Прохожие на тропках туренкура...
А где-то там, на дальнем берегу,
Ранима даль и роща белокура.
Гуляет солнце - ореол размыт
Трепещущей, сквозящей атмосферой.
Всё так объёмно... Бог даёт кредит, А в погашенье принимает веру.
Отсюда, сверху, от витых перил,
От шторы, всколыхнувшейся волною,
Не снега наст, а вечности настил
Мерещатся у ветра за спиною.
Поверю голосу, окликну свет,
Пока гортань для звука не помеха,
В надежде на сомнительный ответ -
Косноязычный краткий отклик эха.
Нет, не запомню смутного числа
Взлетевших птиц, как не запомню часа...
О, Боже, как вселенная мала,
А память нерадива и напрасна!
***
В предутренний, неповторимый сон
Я ухожу по странным лабиринтам.
Шаги, нездешним звукам в унисон,
Сливаются с потусторонним ритмом.
И голос, вдруг срывается на крик,
И видятся родные коридоры,
И двери открываются на клик
Нетерпеливой мышки монитора.
Там на окне мерещится герань.
Полы натерты, кресла угловаты.
В смятенье время перешло за грань
Реальную, и бесполезны даты.
Зато я вижу каждую деталь:
Пальто в прихожей с ватною подкладкой, Стекло в узорах - за окном февраль, В стакане чай холодный и не сладкий...
Крест- накрест в окнах - символом война.
Вот-вот в подвалы позовёт серена...
В простенке фотография видна
Того, кому не вырваться из плена.
Но крик вороний обрывает сны...
Харон - провидец размыкает вежды:
Усталый мир откинул шлейф войны,
Как женщина, совлекшая одежды.
***
Бог ипостаси тех широт,
Где длилась молодость. И детство,
Приемля бедности соседство,
Ещё к пустым окошкам льнёт,
Где в глинозёме спят "схоронки", С фольгой и ветошью цветной,
И, словно клад, хранят девчонки
Свой рай бумажно-слюдяной.
Мой тёплый Бог послевоенный,
Смешной одышкой поражен,
Ты мечешься в силках вселенной,
Устав от множества имён,
Которым славу воссылают
За тишину среди разрух.
Как жаль, твой слух не принимает
Земную славицу за звук.
Ты не живёшь и не стареешь,
И полубденье, полусон
Существованием не смеешь
Назвать, велик и вознесён.
Займи в душе моей пространство,
Поросшее полынь-травой.
Я не раба вегетарианства,
Но нынче пост приемлю твой.
Любуясь летней пасторалью,
Перевожу твои стихи,
Благослови мои старанья,
Мой Боже, и прости грехи.
***
Память: русская равнина,
Лог, туманная низина,
Гребень леса, дух костра...
Сон из детства: прятки, Нина -
Незабвенная сестра.
В штопаной авоське лета -
Воздух, добела нагретый,
Грозы, радуги, ветра,
В тополиный пух одеты
Золотые вечера.
Слово каждое волнует...
Вздохи, шепот, поцелуи -
В каждом привкус ворожбы...
Позабыто всё, что всуе -
Свет на краюшке судьбы!
ЕМУ
Что он думал, когда просыпаясь в бреду?
Видел дрожь полумрака и серую пропасть рассвета?
Он забыл, что сломался и запил себе на беду, И глядел в пустоту сквозь нелепость лубочного лета.
А когда от печальных видений слипались глаза, Он метался во сне, ожидая любви отголоска, Опускался на дно, и на миг, прозревая в слезах, Видел странную женщину - руки из мёда и воска.
Он придумал её. И её неземная печаль
Показалась ему воплощеньем вселенской печали...
У Полярного круга дробился холодный хрусталь, А у самых окон, как безумные, птицы кричали...
И она, поднимая свою кружевную вуаль, Позвала за собой в голубые сады Персефоны, Где сквозь морок и прах ледяная маячила даль
И навеки смолкали земные раскаты и звоны.
***
Мается, вокзал мой столичный -
Суетен и слеп. Ночь двулична.
Сон и стон, и храп, споры, ссоры...
Подождём, Москва, скоро "Скорый"!
Только мимо нас время - вешки,
Поистлели шпал головешки,