Шварц снял свои защитные очки и пристально всматривался в местность перед собой. Вдруг, так неожиданно, что все испуганно вздрогнули, с другого берега пруда, прямо у его края, в двадцати шагах от охотников снова раздалось рычание.
— Теперь внимание, — прошептал словак.
Опасность удвоила остроту его зрения. Что же касается слуха, то он больше ничем не мог быть ему полезен, потому что в этом момент шейх громко начал читать выбранную им восемьдесят четвертую суру: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного. Когда небо раскололось, и послушалось своего Господа, и обязалось, — и когда Земля растянулась и извергла то, что в ней, и опустела, и повиновалась своему Господу и обязалась… О, человек! Ты стремишься к своему Господу устремлением…»
Он продолжал молиться жалобным голосом, а Шварцу больше всего на свете хотелось его убить: вопли шейха полностью заглушали шаги зверя, и вследствие этого жизнь всех путешественников висела на волоске.
Единственное, что оставалось охотникам, — изо всех сил напрягать зрение, стараясь хоть что-нибудь различить в кромешной тьме. Однако присутствие зверя выдало совсем другое: внезапно в ноздри изнемогавшим от мучительного ожидания людям ударил присущий всем хищникам резкий запах, какой можно почувствовать в каждой мясной лавке. Тотчас и сам он появился из-за кустов — не крадучись, как тигр или пантера, а ступая гордо и прямо, медленными и уверенными шагами господина, который находится в своих владениях и, не унижаясь до того, чтобы хитрить со своим противником, вызывает его на открытый поединок.
Его широко раскрытые сверкающие глаза шарили по краю густого кустарника в поисках желанной добычи. Наконец, его взгляд упал на три неподвижные фигуры. Он вздрогнул и рывком бросился на землю, чтобы защитить от выстрелов легко уязвимую грудь. Затем он внимательно оглядел каждого из лежавших перед ним людей.
Под этим взглядом Шварцу показалось, что кто-то водит ледяной сосулькой по его позвоночнику, но он тотчас же отогнал от себя это чувство. В свое время он читал воспоминания нескольких знаменитых охотников на львов и представлял, как следует вести себя в ситуациях, подобных нынешней.
Известно, что если лев не прыгает на своего врага сразу, как заметит его, то он обычно ложится на землю, поджав под себя задние лапы и вытянув передние. Он почти закрывает глаза и следит за противником сквозь узкую щель между веками. Приняв какое-нибудь решение, он немного приподнимает заднюю половину туловища, чтобы за счет этого увеличить мускульную силу бедер. При этом его глаза медленно открываются, и в тот момент, когда веки распахиваются окончательно и показываются движущиеся, как огненные колеса, зрачки, он делает роковой прыжок.
Стрелок должен целить в один из открытых глаз и успеть выстрелить ровно за секунду до прыжка. Лев с пробитым через глаз черепом по инерции все же взлетает в воздух, и в этот момент второй выстрел стрелка поражает его в сердце. Сразу же охотник должен быстро отскочить далеко в сторону, чтобы не быть схваченным и покалеченным лапами умирающего зверя.
Действуя полностью наперекор этой теории, лев, находившийся перед Шварцем и его товарищами, держал глаза открытыми и таким долгим взглядом всматривался в охотников, как будто никак не мог уразуметь, что за странные существа перед ним.
Шварц решил этим воспользоваться, он направил дуло своего ружья в голову хищника, собираясь выстрелить ему в глаз. Но тут зверь зажмурился и свирепо зарычал, как будто желая показать, что видит противника насквозь.
Прошло долгое время, прежде чем он вновь открыл веки, но только чуть-чуть. Сквозь них сверкал огонь, напоминавший светло-зеленый бумажный фонарь на рождественской елке.
Теперь лев был довольно отчетливо виден при свете звезд. Он лежал на земле, склонив голову на передние лапы и вытянув хвост. Шварц понимал, что он должен подождать стрелять до тех пор, пока хищник не раскроет глаза еще шире и не поднимет брюхо, чтобы приготовиться к прыжку. Но этого мнения не разделял Отец Одиннадцати Волосинок, который возбужденно зашептал ему в ухо:
— Пора. Стреляй же!
— Нет, надо еще немного подождать.
— Тогда стреляю я, иначе будет поздно!
— Ради Бога. Ничего не делай, потому что…
Но договорить он не успел, так как словак уже направил дуло своего «слоноубийцы» в голову льва. Надо заметить, что его адская машина была, мягко говоря, не очень исправна. Должно быть, и сам владелец не смог бы сразу вспомнить, когда ему в последний раз довелось ею пользоваться и делать чистку. Поэтому затвор ружья поддавался очень туго, и Отец Листьев изо всех сил надавил на курок, не обращая никакого внимания на то, что дуло при этом съехало в сторону. Когда раздался выстрел, малыш получил такой удар прикладом по голове, что выронил ружье и закричал на своем родном языке: «Какая наглость! Иди к черту!»