— Хорошо, — Гузнищевский был явно недоволен, однако решил не ссориться. — Пусть будет по-вашему. Спускайтесь, Кирилла Тимофеевич, я вас догоню.
Всю дорогу до Ключей молчали. До острожка добрались, когда стемнело. Разместились в избе казацкого старшины. Хозяин — степенный, крепко сбитый казак — о происшествии рассказать сумел не много:
— Ватага напала неожиданно, вишь, как оно вышло… Митяя, кума моего, что лавкой вашей заправлял, сразу кистенем в висок хватили, даже вскрикнуть не сподобился. А домашних его: жену Агафью да сынишку — Митькой тако же, как батьку, кликали — на ножи… Дочка евоная, годков пятнадцати, подалась было ко мне за подмогой, так ее словили, снасильничали всем гуртом и помирать кинули… Она мне перед смертушкой своей все и раскрыла, когда мы, «красного петуха» заметив, на выручку двинули. Да поздно. Одно пепелище от фактории осталось, вишь как…
— И то странно, — подал голос Гузнищевский, — как это ухитрились лиходеи время выгадать для набега своего. В магазине здешнем рухляди как раз на целый обоз набралось…
— Хто его ведает… Люди-то были от самого Креста — атамана воровского. Девчонка Митриева слышала, как они его промеж собой поминали. А у Креста везде глаза да уши есть.
Поутру, побродив на останках фактории, не узнав ничего нового, решили возвратиться в Нижне-Камчатск. Обратная дорога обошлась без всяких случайностей.
При въезде в город Гузнищевский, сославшись на дела, удалился, оставив Хлебникова с проводником.
Камчадал долго смотрел вслед приказчику, а потом, повернув к Кириллу лицо-маску, сказал:
— Твоя — добрый. Его — злой. Худой человека… Монета у Камака взял. Однако беда…
— Откуда ты знаешь, что взял? Ты же не видел…
— Моя все знает. Видел — не видел. Пихлач сказал.
— Кто этот Пихлач?
— О! Человека такой. На туча живет. На нарта по небу ходит… Только своя люди говорит.
— Так ты человек Пихлача? Шаман, что ли?
— Нет. Дед — шаман. Отец — шаман. Уягал — не шаман. Просто человека. Давно человека. Пихлач его знает. Правда говорит, однако…
— Значит, тебя Уягал звать?
— Уягал.
— И что же еще тебе Пихлач сказал, Уягал?
— Твоя худой человека бойся надо. Большой беда будет… Кровь вижу. Огонь вижу. Дорога вижу… Там дорога, — махнул проводник рукой в сторону заката. — Не сама ходи твоя, однако… Бойся надо…
— И что потом? — озадаченно спросил Кирилл, не зная, верить или не верить.
Но камчадал уже умолк. Лицо его снова приобрело блаженное выражение, как тогда, у святого камня. Наверное, он опять говорил с Пихлачом, и ему было не до Кирилла.
А через несколько дней пророчества старого проводника начали сбываться.
Проверяя конторские книги, которые вел Гузнищевский, Хлебников обнаружил немалую недостачу. Перво-наперво Кирилла насторожили подчистки в реестрах и приходном копейбухе. Вроде бы и незначительные изменения в цене товаров — скажем, на полушку — в итоге оборачивались для компании потерями в сотни рублей. А за год управления Гузнищевским камчатской расторжкой и того более. Проведя внезапную ревизию местной нижнекамчатской лавки и найдя там излишки лисьих и бобровых шкур, Кирилл окончательно убедился в том, что дело тут нечисто.
— Как это понимать, сударь?
Приказчик, на губах которого блуждала все та же масляная улыбка, к удивлению Хлебникова, даже запираться не стал.
— Да-с… берем и для себя толику от компанейских достатков, — уставясь Кириллу в переносицу, заявил он. — Берем и далее брать будем… Жисть-то — одна. И вам, Кирилла Тимофеевич, коли вы не растяпа, у коего нос с глаз унести можно, тоже рекомендую. Пока вы человек молодой, о себе попечитесь! Никто о вас опосля заботы не проявит… Я же, со своей стороны, предлагаю вам со мной в долю войти. У меня опыт, у вас голова светлая и репутация незапятнанная покуда…
— Да как смеете вы предлагать такое?!
— Смею, — осклабился еще больше приказчик. — Коли соблазн велик, самая святая совесть молчит. Так по рукам?
Все потом походило на худой сон.
— Вот вам моя рука! — кулак Хлебникова неумело ткнулся в лицо Гузнищевского.
Несмотря на неловкость, удар оказался таким крепким, что отшатнулись оба разом: приказчик и Кирилл.
— Ах ты… — Гузнищевский, из разбитой губы которого выступила кровь, погано выругался и сунул руку за отворот кафтана.
«Что у него там: нож, пистолет?» — напрягся Кирилл.
Но приказчик вдруг отступил к дверям и со словами: «Должок за мной, Кирилла Тимофеевич…» — исчез в темноте.