Кристины на месте не оказалось – плохо. Рискованно находиться тут более одной-двух минут. Покосилась на открытую дверь его кабинета. Разговаривает с кем-то из сотрудников или, возможно, по телефону, недовольно рявкает. Дурное настроение, еще бы.
- Марьянка, привет! Что хотела? – Крис появилась из-за двери с табличкой «Северо-западный регион», держа подмышкой пухленькую папку.
- Дубль нашей программы баз, - вполголоса пояснила я, сдержано улыбнулась, отметив, что голос Кирилла смолк. Он услышал нас?
- Угу, сейчас скину. – Усевшись на место, Кристина потянулась к мышке. – Как утро прошло? – не удержалась от подколки, блеснув глазами и тут же возвращая взгляд к монитору.
- Весело, - нарочито беспечно выдохнула я, а напряжение морозило, выворачивая внутренности. Быстрее, быстрее же!
- Так, нашла, - кивнула Крис. – Или тебе на электронку скинуть?
Еще бы вспомнить свой пароль, пропавший вместе с системой… Роскошью восстановления воспользуюсь позже, времени Олеся дала крайне мало.
- Давай лучше на флешку.
- Сейчас скопирую. Генке, лоботрясу этакому, по голове настучи, всей этой ерундой он должен заниматься, а то…
Я перестала ее слушать, краем глаза уловив движение на пороге его кабинета. Застыв, он пронизывающе смотрел на меня, прожигал, растравлял взглядом. Напряженный, холодный. Синяя сорочка, темный галстук и брюки – как всегда строгий, деловой, собранный вид, гладко причесанные черные волосы, твердо сжатые губы, голубые глаза, в которых не отражаются эмоции. Когда я увидела его впервые, дыхание перехватило.Подумала: «Красивый мужчина-айсберг». И действительно – айсберг. Сдержанность, контроль, выдержка – это тот крохотный кусочек, видимый всеми. В темных океанских глубинах скрыт основной, разрушительный и устрашающий массив – гремучая смесь дикости и агрессии, холерической взрывоопасности, пугающего упрямства, вывернутых представлений, вечной неудовлетворенности и маниакальной решимости добиваться своего. Мужчина, в душе и сознании которого чернота и хаос. И только я каким-то образом, казалось бы, стабилизировала его, служила стержнем. Казалось бы, да… Лишь казалось. Он избил человека. Из-за меня.
- Скопировала? – подавляя нарастающее беспокойство, я повернулась к Кристине. Кожей чувствовала пристальный немигающий взгляд – словно ледяные иголочки впиваются. Сердце стиснуло.
- Еще секунду. - Ее прервал телефонный звонок. – Группа компаний «Эргос», администратор Кристина, слушаю вас…
- Пойдем ко мне. На секунду. – Я вздрогнула, услышав его вкрадчивый голос над ухом, твердая рука обхватила мой локоть, потянув прочь от ресепшена.
Попыталась сопротивляться и поймала любопытный взгляд Кристины: ждет развития событий как зритель ждет начала удивительного спектакля. Ее азартное ожидание перевернуло пласт напряжения и нервозности, обнажив мгновенно наэлектризовавшую меня злость. Ненавижу его! Почему он не оставит меня в покое? Почему не уберется из моей жизни, забрав с собой свой психоз?
- Кристин, я на минутку похищу ее у тебя, - насмешливо-мягкая фраза, обращенная к девушке, вызвала уже прилив ярости. Больной на всю голову ублюдок, прячущий свою истину сущность, всех успешно вводящий в заблуждение!
- Да хоть на пять, - отозвалась с понимающей улыбкой Кристина.
Заведя меня в свой кабинет, он закрыл дверь. Приверженность политике компании – это для генерального директора «Стройграда» Железнова Кирилла Анатольевича, образцового работника, блестящего руководителя, уважаемого всеми, непробиваемого и твердого, как монолит. Сейчас задвинутого на второй план. Ибо сейчас со мной тет-а-тет просто Кир Железнов, решающий свои личные проблемы способами, далекими от спокойных и рациональных.
***
- Странно, что ты не за решеткой, - процедила я, копируя его прожигающий гипнотический взгляд.
- И тебе здравствуй, Маруся. Ну, показаний ты не давала, а он забрал заявление, - последовал безмятежно будничный ответ.
- Сколько заплатил? – я саркастично подняла бровь.
- На миллион алых роз для тебя еще осталось, - в тон мне парировал он. – Кстати, у меня для тебя подарок…
- Давно потеряло оригинальность. Засунь себе эти золото, бриллианты сам знаешь куда. Все кончено, Кир. И я устала давать это понять.
Мы стояли в шаге от закрытой двери, оба – отражение друг друга: напряженные мышцы, вытянутые по бокам руки, сжатые в кулаки, бесстрастные лица и взгляды, в которых беснуются эмоции. Невольно, по привычке я понимала все, что он хочет от меня сейчас… И что потребует, грубо возьмет, если не уступлю. Прощения, заверения, что все образуется, я останусь рядом. Все понимала и закипала, чувствуя, что и он закипает в ответ.
- Кончено будет тогда, когда я сам скажу.
- А точнее, никогда? – ядовито перебила я, цитируя сказанное им еще при нашем первом разрыве.
- Никогда, - угрожающе подтвердил он.
- Не понимаешь слов, обратись к психотерапевту. У тебя грандиозная дыра в голове. И твоя секунда уже прошла! – я развернулась к двери, намереваясь уйти. Бессмысленный разговор, вообще эта связь и чувство бессмысленны – он неадекватен, и ему не моя любовь нужна, а срочная помощь.
Локти больно обхватили стальные пальцы, поворачивая меня лицом к нему с такой стремительностью, что взметнулись оставленные распущенными сегодня волосы.
- Я сказал уже: тогда, когда я сам решу! – рявкнул он, впечатывая меня в свое тело.
- Отпусти, чертов псих! – рванулась я, отпихивая его.
Безуспешно. Жакет трещал по швам, губы и глаза залепили пряди волос, дыхание с шумом вырывалось из легких. Тоненькая, но опасно плотно натянутая пленка разумности, взвешенности и цивилизованности, поначалу хранившая нас от безумия и взрыва, порвалась. Он железной хваткой удерживал меня за локти, а я дергалась, стараясь хлестнуть его по щекам, пинала по бедрам, каблуками топтала его ноги, ругалась, больно била словами…
Ненавижу! Ненавижу!
Он не Пашку избил без причины! Он избил меня. Нас! Он растоптал во мне все, дотла выжег душу своим проступком, довел до грани, до точки, за которой обрыв, смятение, за которой саднящая, ноющая боль, сосущая пустота, вопящее негодование и разочарование, за которой кипящая лава гнева…
Силы иссякли. Натужно, со свистом дыша, я едва не осела на пол, но он крепко прижал меня к себе, не позволив. Его грудь тоже ходила ходуном, руки подрагивали.
- Тише, солнышко мое, тише, - успокаивая, ласково выдохнул он мне в макушку, прижался к ней губами, еще и еще раз, гладил по волосам. – Я дал тебе шесть долгих дней подуться, позлиться, наказать и простить меня. Оставил тебя в покое…