Зашевелилась и протиснулась мимо него к выходу, опуская юбку на бедра. Он на секунду задержал мою руку в своей, давая понять, что пока разрешает уйти, гипнотизируя взглядом уже нормальных глаз, голубых, глубоких, в них сверкала убежденность: он прав, он победил.
- Спятила совсем? – зашипела Олеся уже в коридоре у дверей нашего офиса. Меня потряхивало и подташнивало. – Ему-то ничего не сделают, а тебя к чертовой мамочке вышвырнут.
- Это он спятил, - прошептала я, нервно одергивая жакет, верхняя пуговица держалась на единственной ниточке. – Я пыталась образумить…
- Тогда держись от придурка подальше, - Олеся продолжала злиться. – Еще раз мне такие секс-игрища устроишь, напишешь заявление.
Если бы увольнение явилось выходом…
***
- Тебе корни пора прокрасить, - рассеянно отметила Ната.
- Что? – я выпрямилась, прекратив утрамбовывать вещи в сумку, посмотрела на подругу, сидящую на диване в позе лотоса. Окруженный острыми коленками и тонкими лодыжками, в ее ногах прятался ноутбук, за которым она работала.
- У твоего солнечного блонда истекает срок годности, - хмыкнула Наташа, не отрываясь от процесса печатания. – Записывайся в салон.
- А-а… Это… - Я вернулась к сумке и вещам. – Запишусь.
Минут через десять, вызвав такси, тяжело опустилась в кресло.
Слабость, пустота в голове и душе, свернувшаяся в желудке тошнота, - исчерпана сегодняшними событиями до дна. Тлеющую ненависть сменили остро заточенные когти презрения и жалости к самой себе: как я могла ответить на этот грубый поцелуй? Как вообще могу продолжать любить агрессора и изверга, человека, абсолютно не понимающего слова «нет», не контролирующего себя? По сути, деспота и насильника. Как можно отозваться на захватнические ласки мужчины, более того – быть настолько зависимой от них? Этот монстр заставил меня глотать снотворное, чтобы поспать хотя бы три часа, вынудил неделю прятаться у подруги…
Хотя я около года жила у него, за своей квартирой тоже следила. В отпуск всегда заезжали мама с папой, да и в любом случае это мой угол, моя тихая гавань. Ключи у него имелись. Разумеется, как же иначе с человеком, контролирующем каждый мой шаг? После первой попытки порвать с ним, сжечь все мосты в это помешательство, спрятаться в своей тихой гавани не вышло. В этот раз про ключи я уже помнила, упросила Славу заменить замки, а сама уехала к Нате, которая частично была в курсе моей личной беды. Вот только брата неделю не было в городе, вчера он вернулся из командировки и выполнил, наконец, мою просьбу.
- Звони, - обняв меня, Ната отстранилась, захрустела морковкой, зажатой в длинных пальцах. Очередное пристрастие, теперь уже к здоровому питанию. – И помни: никогда не сдавайся. Будет трудно, это верно. Но он рано или поздно поймет, что действительно все кончено.
Рано или поздно? Вернее будет сказать, никогда.
Первый секс у нас случился в машине. Лишь со мной у него срывало крышу, он сам всегда признавался. Овладел мной, не сдержавшись, не сумев добраться до дома. Это было быстро, безудержно. В первые моменты больно, но… потрясающе. Эйфория, которую до этого никогда не испытывала. Только он, только с ним. Только в его руках поняла: все тлен, мелочь, фантазии, а он – настоящий, любимый, мой единственный.
Обоюдоострое копье на самом деле, насадившее нас двоих на свои острые концы. Первый поцелуй и первая страсть запустили необратимую реакцию. Его слова в тот день вспоминаются до сих пор со сладким содроганием и страхом: «Ты только моя, поняла? Теперь прежнего ничего не будет, теперь только мы с тобой. Я сам не оставлю тебя и тебе не позволю уйти».
То нежный, то агрессивный, то любящий, то насилующий, то бешеный, то купающий в заботе и спокойствии, - по-прежнему не знала, какой же он, а прошло уже пятнадцать месяцев. Я разбиралась в нем, разбиралась в себе, почему-то позволяющей ему все эти выверты, просила не торопиться с закреплением отношений официально и… набиралась сил, чтобы прекратить, пресечь, убежать… Любила, не желая любить. Или же отчаянно желала именно такой ненормальной любви.
За окном такси разбегались улицы, километры пожирали перекрестки, рекламные щиты и светофоры, жужжали машины. Бесноватая погода выдохлась, деревья больше не выворачивало наизнанку, дождь иссяк, и только серое грязное небо осталось. Чертовски сильно хотелось взять ластик и стереть этот грифель, обнажив чистое голубое полотно, но… невозможно. Ничего, скоро стемнеет, а ночь запустит пятерню в собственные краски и щедро перемажет ими город. И пасмурный день уже не узнаешь, он превратится в мистический хоровод королевы Маб.
Как же я устала… не знать, чего хочу. Устала отпускать его, не отпуская, не любить его, одержимо любя.
Любовь вообще не должна быть одержимостью. По крайней мере с обеих сторон.
К мозгоправу нам обоим.
У подъезда я расплатилась и вышла из автомобиля. Застыла, запустив руку в сумку, собираясь достать ключи.
Он припарковался следом за моим такси. Оно уехало, а Кир спокойно вышел из машины. Все та же одежда, что была в офисе, галстук только отсутствует, он их терпеть не может, - значит, даже к себе не поехал, следил за мной, ждал где-то у дома Наташи… Захлопнул дверь, пискнула блокировка.
Глаза в глаза. Ожидание-выжидание. Вызов-перемирие.
Затем меня будто иглой в бок ткнули. Лихорадочно отыскав ключи, я подскочила к двери, дрожащей рукой прижала магнитный ключ к замку…
В жестком захвате его руки легли мне на талию. Я дернулась, больно стукнулась коленкой о холодное железо. Кирилл наклонился, провел колючим подбородком по макушке, вдавив мою спину в свою грудь, губы впились в шею прямо под ухом, кожу защипало. Замораживающий адреналин смешался с плавящим желанием. Это отрезвило, позволив вырваться, двинув локтем куда-то в район его солнечного сплетения. Открыв запищавшую дверь, я взлетела по лестнице наверх, едва не растянувшись на последней ступеньке. Он нагнал меня у лифта. Вырвал сумку, бросил ее не пол, и, заломив руку, прижал меня щекой к холодной шершавой подъездной стене, щедро изукрашенной надписями и рекламными объявлениями. Через секунду развернул к себе лицом.
- Пус… - взвизгнула я, вырываясь, ужаснувшись ледяной пустоте его глаз, но его рот мгновенно поймал мой, а рука ударила по кнопке вызова, механизм лифта откликнулся едва различимым урчанием.
Больно, до крови, укусил мою нижнюю губу, но тут же всосал ее в свой рот - полосующая страсть с металлическим привкусом. Мое сопротивление вдруг преобразовалось в… Нет, не в нужду, а в нечто, сравнимое с наркотическим опьянением. Каждое прикосновение, каждое движение наших тел внезапно обрели острейшие алмазные грани, причиняющие боль и приносящие наслаждение. Ясность за пределами рациональности, яркость за пределами эмоций. Как он вжимает свои бедра в мои, еще жестче и плотнее пришпиливая меня к грязной стене, - чувствую, насколько он тверд, рельеф его плоти, и загораюсь еще больше, ненавидя и себя, и его. Как его руки сминают мои груди, сквозь тонкую блузку грубо лаская напряженные соски, - меня насквозь простреливает желанием. Какой жесткий, болезненный поцелуй, щетина раздирает кожу, нет возможности сделать вдох, какой горячий у него рот, беспощадный язык – понимаю, что безвольная кукла в его руках.