Господин Троглио так торопился, что ни в коем случае не мог распространяться на посторонние темы.
Аранта узнала обо всем случайно, увидев раненого парня, обычно подвозившего воду к ним на кухню. Она расспросила дворецкого о причинах этого несчастья. Он, разумеется, все ей детально объяснил, глядя при этом на нее как на сумасшедшую. Аранта немедленно бросилась к подруге с целым ворохом новостей.
— Мой отец осаждает город? — Элен села на стул, не доверяя ослабевшим ногам.
— Да, да, он, но не это самое главное, — спешила Аранта.
— Что же может быть важнее?
— Энтони здесь, — испуганно выдохнула маленькая испанка.
— Здесь?! Где — здесь?
— В городе.
— Он в плену?
— Он в тюрьме.
— А как он сюда попал?
— Этого я не знаю.
Элен не знала, плакать ей или веселиться. Еще минуту назад она жила как бы в безвоздушном пространстве, без всякой надежды на спасение и даже без малейшего намека на то, что ее безрадостное существование может измениться. А теперь! Вот, оказывается, что скрывало под собой озабоченное молчание дона Мануэля!
Элен покраснела до индейской красноты: до такой степени ей стало стыдно тех мыслей, что возникали у нее по поводу кажущегося бездействия отца и Энтони. Оказывается, они не сидели сложа руки и не тратили времени даром. Отец прибыл сюда с целой армадой, а Энтони, скорей всего, пытался пробраться в город, чтобы ее спасти.
— Я совсем запуталась, чего же нам ждать? — жалобно спросила Аранта.
— Я сама хотела бы это знать, — попыталась улыбнуться Элен.
— После всего, что ты мне рассказала, я очень боюсь за жизнь твоего брата.
— Но дон Мануэль не может просто вот так взять и расправиться с человеком.
— Не знаю, Элен, не знаю, я уже ничего не знаю.
— Это же будет просто убийство! — говорила Элен, но в голосе ее было мало убежденности.
— Но ведь не постеснялся же он увезти тебя и заточить у нас «в гостях», — всхлипнула подруга.
Элен почувствовала, как у нее холодеют пальцы.
— А где он находится?
— Я же сказала, в тюрьме. Это довольно далеко, на другом конце города.
— Надо что-то придумать.
— Надо. Но что? Я все время думаю, но мне ничего не приходит в голову.
Элен обняла ее за плечи.
— Надо что-то придумать, надо. Я не прощу себе, если не сделаю все, чтобы его спасти.
— Я понимаю тебя, Элен.
— Ведь он наверняка попал в плен, пробираясь в город, ко мне.
— Но что ты можешь, одна, сама почти в тюрьме?
Аранта оглянулась на сидевшую У двери индианку.
— Я не про то, чтобы переодеваться мужчиной и размахивать шпагой.
— Я понимаю, но…
— Мне кажется, в ближайшее время кое-что в нашей жизни изменится, — более спокойным, задумчивым голосом сказала Элен.
— Почему ты так думаешь?
— У твоего брата мало времени. Раньше он проводил план постепенного удушения моей независимости, но теперь ему надо действовать решительнее.
Аранта испуганно всплеснула руками.
— Он заставит тебя выйти за него замуж?
— По крайней мере попробует предпринять что-нибудь в этом роде.
— Как же быть?!
— Попытаться воспользоваться его натиском в своих целях.
— Но, Элен, ты же любишь Энтони!
— Сейчас больше, чем когда бы то ни было.
— Но тогда я не понимаю.
— Ты знаешь, я сама еще ничего не понимаю, я просто собираюсь с внутренним силами.
Она опять обняла подругу.
— Сейчас я попрошу тебя кое о чем.
— О чем?
— Я прекрасно понимаю, что обращаюсь к тебе с непростой просьбой.
— Говори же, Элен, говори!
— Кроме тебя, мне никто не может помочь.
— Я готова, что я должна делать?
— Пока я сама не знаю конкретно, что тебе придется делать.
Аранта заплакала и, утирая слезы платком, сказала:
— Хорошо, я готова оказать тебе любую помощь.
— Тебе придется выступить против своего брата.
Маленькая испанка несколько секунд помолчала, прижимая платок к глазам.
— И может быть, даже не против него одного.
— Я помогу тебе!
Утром сэру Фаренгейту доложили, что его хочет видеть какая-то девушка.
— Девушка? — Капитан посмотрел на своего верного Бенджамена, как на сумасшедшего.
— Именно так, милорд.
— Откуда она здесь?
— Она из города, милорд.
— Перебежчица?
— Боюсь, что нет, милорд, ее выпустили из ворот спокойно. Так говорят.
— Ладно, веди ее сюда.
В палатке было полутемно, на столе, заваленном бумагами, трубками и пистолетами, потрескивали две свечи в руках Артемиды.