Сашка не мог с этим согласиться. Во-первых, они никого не хоронили, кроме дяди Валдиса, а во-вторых, мама вовсе не была похожа на живой труп. И если иногда она и включала "Реквием" Моцарта или "Адажио" Альбинони, это еще ни о чем не говорило. На земле можно было насчитать миллионы людей, любивших эту музыку. Сашке и самому нравились эти пронзительные вещи, хотя от них и становилось трудно дышать.
Как раз из-за того, что предстоящий поход в скалы грозил каким-то (Сашка пока плохо представлял — каким) риском, он и побаивался, что маму не так просто будет уговорить. Ведь она в первую очередь подумает: все, что может случиться, конечно же, произойдет именно с ним, с Сашкой.
За остальных она, может, и будет беспокоиться, но не так. Хотя и он сам, и мама знали, что у Саши есть голова на плечах, и его не понесет на какой-нибудь Чертов Палец, откуда невозможно будет спуститься.
Ему не пришлось долго искать предлог, под которым спровадить Лильку. Как только они вышли от его учительницы, она сама хмуро сказала:
— Мне надо как-то домой попасть… Как ты думаешь, я влезу через форточку? В моей комнате должна быть открыта, я с закрытой не сплю.
"А я зимой не открываю", — Сашке стало неловко за себя, хотя он вовсе не был тепличным растением. Но эта девчонка, по-взрослому бегающая на лыжах и лазающая в форточки, в сравнении с ним была просто спартанкой. Интересно, она хоть знает что-нибудь о спартанцах?
Незаметно скосив глаза, Саша осмотрел ее загорелое скуластое лицо, одновременно решительное и несчастное. Волосы у Лильки, как у мальчишки, торчали вихрами, и на одной из них устроилась крошечная мушка. Наверное, ей было уютно во встрепанных волосах.
Заметив его взгляд, Лилька заявила:
— А мне понравилась твоя Иоланта!
Сашка посмотрел на нее с недоверием. Но тут же подумал, что про такое лицо, как у Лильки, его мама сказала бы: Такое чистое". Так она говорила про своих любимцев из детского сада.
"Ясно же, что она умеет врать, — подумал он о Лильке. — Кто не умеет? А глаза у нее такие, будто в жизни никого не обманула".
— А чего ж ты орала на нее?
— Я? Орала?! — поразилась Лилька. — Когда это?
— Нельзя с ней так разговаривать. Она же…
Не подобрав слова, Саша взмахнул рукой, помогая себе, и заметил, что Лилька посмотрела на него как-то странно.
— Что?
— Ты все-таки будешь дирижером, — она вздохнула. — А я вот неизвестно кем буду…
— А лыжи?
— Ну, лыжи! — Лилька вздохнула. — До старости же не будешь бегать.
— Почему? А вдруг ты сможешь?
Она вся так и просияла:
— Ты, правда, так думаешь? А что? Не обязательно же в сорок лет развалиной быть!
— Совсем не обязательно, — Сашка подумал о своей матери. Ей, конечно, еще далеко до сорока, но неужели она развалится за какие-нибудь десять лет?
Быстро оглядев лысоватый двор, Лилька доверчиво потянулась к Саше:
— Этой зимой олимпиада будет. Я и на следующую, конечно, не попадаю… Но вот когда мне будет лет двадцать! Думаешь, не получится? Я, знаешь, как выкладываюсь на тренировках!
— Я за тебя поболею, — серьезно пообещал он.
Внезапно остановившись, она посмотрела на него совсем по-другому:
— А вдруг мы потеряемся через столько лет?
— Как это мы потеряемся? Хотя ты же уедешь отсюда, если тебя в сборную возьмут…
— Но ты же будешь учиться на дирижера! — сообразила Лилька и засмеялась от радости. — Это же тоже в Москве, да? Мы там снова найдемся, вот увидишь! А сейчас нам главное дедушку найти. Ну что, я полезла? Ты скажи, если кто появится, а то как-то неудобно…
"Все это какая-то фантастика — орган в скале. Никогда о таком не слышал, — думал он, пока Лилька забиралась в форточку, все время норовя выбить коленкой стекло. — Может, Иоланта все это придумала? Или у нее от всяких страхов галлюцинации начались? Такое бывает. Привидится человеку что-то, а он потом верит в это. И другим рассказывает…"
Спрыгнув в комнату, Лилька быстро огляделась, а потом прижалась к стеклу ладонями и кончиком носа, сразу побелевшего. Глаза у нее вдруг стали печальными, как последние капли дождя, и даже каким-то образом вытянулись вдоль лица Сашка улыбнулся, чтоб подбодрить ее. И еще потому, что вдруг представил, как эти глаза сейчас капнут на подоконник.
— Собирайся и приходи ко мне, слышишь? — сказал он погромче, хотя форточка была открыта. — Минут через… сорок. Я пока к маме зайду, она еще в садике.
Лилька кивнула, пробороздив носом по стеклу, и снова замерла. У Сашки в душе возникло такое свербящее чувство, будто он оставлял ее в больнице или в тюрьме, где она обязана была провести остаток жизни. Не дав себе опомниться, он крикнул: