— Кто? — машинально переспросил Саша, продолжая думать о своем.
Она посмотрела на него очень серьезно:
— А ты как думаешь? Немножко страшно об этом думать, да?
— Ничего страшного, что ты выдумываешь? Все ведь люди встречаются не просто так, а для чего-то… Мама говорит, что насчет каждого из нас уже при рождении есть Божий замысел.
— Да? — озадаченно проронила Лилька. — Твоя мама еще умнее тебя.
Этого Саша уже не выдержал. Она быстро зажала его смех рукой.
— Ты что?! Вдруг внизу все слышно?
— Надо убрать куда-нибудь эту картину, — решительно сказал Саша, освободившись от ее руки. — А то вдруг мама тоже сюда заберется?
— А давай мы ее сожжем! — глаза у Лильки так и вспыхнули.
Но Саша одернул:
— Ну, конечно! Чтобы весь дом загорелся? Где нам потом жить?
— А мы во дворе…
— Мама может увидеть. Попробуй потом объясни, что такое мы жгли… Да еще среди ночи! Давай мы лучше… разрежем ее!
У Лильки болезненно дернулось личико:
— Вообще-то жалко. Красивая все-таки.
— Ничего, — сухо отозвался Саша, прищурившись на холст. — Маму мне больше жалко.
Лилька замялась:
— Саш… Но если мы найдем пещеру, она же все равно увидит…
— Что увидит?
— Ну, его. Твоего папу. Если он еще там.
Сашка зло рассмеялся, но уже без звука:
— Ага! Думаешь, он так и сидит там?
— А куда же он делся? Ой… А вдруг он тоже, как отец Генрих? Отправился в ту жизнь, о которой мечтал. Ты не знаешь, о чем он мечтал?
— Не знаю. Откуда я знаю?
Громко шмыгнув, Лилька еще раз оглядела картину и вздохнула:
— Ладно, режь. Я там ножницы видела…
Сашка подошел к столу, на котором до сих пор стояли незакрытые баночки с давно высохшими красками, валялись кисти и карандаши, куски картона и старая палитра. Взяв большие ножницы с зелеными кольцами, он пощелкал ими, испытывая, и заодно проверил взглядом: нет ли где-нибудь записки или… прощального письма. Но дядя Валдис, похоже, говорил особые слова только его отцу. Умирая, он точно знал, что племянник не вернется в этот дом. Почему он ничего не сказал им?!
Вернувшись на середину комнаты, Саша обвел ее взглядом, будто спрашивал разрешения у этого замкнутого, страшноватого мира. Полусфера башни смотрела на него маленькими лицами Латвии, ее песками, ее небом, ее каменными улочками.
"Прожил тут сто лет, а рисовал только ту свою родину, — удивленно отметил Саша. — Почему же он туда не вернулся? Орган держал? Играть он не умел, это точно… А что происходит, когда его слушаешь? Шесть человек слушали, а исчез только отец Генрих. Тот, который играл…"
Его толкнуло изнутри: дядя Валдис звал его отца за тем, чтоб тот научил его играть на органе! Он надеялся убежать от своей болезни. Что же случилось? Почему отец пошел сам? Неужели он просто бросил старика возле скалы? Саша еще раз пристально всмотрелся в полотно: да, так и есть. Художник смотрел снизу. Может, отец пообещал ему проверить, что там в пещере и вернуться?
— Ты не вернулся, — Саша поднял ножницы и примерился. — Ты ведь мог вернуться…
Он размахнулся, но удар вышел не слишком сильным, и холст устоял. У Саши возникло мгновенное ощущение, будто он пытался вонзить нож в настоящую скалу, и та, конечно же, выдержала. Не позволив себе запаниковать, он замахнулся снова и ударил резче. Треск ткани оглушил его, как грохот горного камнепада.
Отшатнувшись, он вопросительно взглянул на Лильку, стоявшую чуть позади. Лицо у нее было мрачным и решительным.
— Теперь режь, — сказала она.
Раскрыв ножницы, Саша просунул одно лезвие в рваную дыру в скале и с усилием сжал кольца. Но оказалось, что холст режется безо всякого труда, словно картина сдалась после первого же — главного — удара. Он раскроил каменную глыбу с такой легкостью, словно был Гераклом, соскучившимся по подвигам. Потом поделил на неравные части небо и повернул ножницы острием книзу. Помедлив только секунду, Саша решительно отрезал своего отца от заветной пещеры и мстительно сказал про себя: "Теперь ты не доберешься…"
— Дай мне, — попросила Лилька, нетерпеливо потряхивая рукой.
И он уступил, потому что главное уже было сделано. Саша даже не смотрел, как она кромсает остатки полотна. После мига радости, когда холст поддался, уступил его силе, не возникло вообще никаких ощущений, будто пустота, возникшая на месте картины, каким-то образом проникла и в него самого.
Лилька подала голос:
— Ну, все…
Обернувшись, Саша увидел, что она прижимает к животу ворох лоскутков, топорщившихся от краски.
— Брось их, — сказал он. — Кому они нужны?