Взглянул на воюющее море, там канонада не прекращалась, кто кого одолевал непонятно, дым от выстрелов мешал нормально рассмотреть, но я очень надеюсь, что выучка и мощность нашего флота окажется значительно выше турецкой. Сейчас будем встречать с распростертыми объятиями десант, ведь в этот раз к берегу подходит в два раза больше турецких барж.
На подходе батарея уничтожила примерно десяток суденышек, несколько повредила, однако они смогли приблизиться к берегу и начать массовую высадку войск.
С пехотных позиций по десанту начали работать легкие тридцатимиллиметровые автоматические орудия системы Орехова («орешки»). Калибр малый и снаряд не слишком тяжел, но скорострельность в сто выстрелов в минуту и более пятисот мелких осколков для атакующего противника хорошая пилюля. К «орешкам» подключились минометы разных калибров. Интересно когда успели их передислоцировать? В предыдущем отражении, минометы не были слышны. Это очень грозное оружие. Больше всего убитых, покалеченных и израненных — именно их работа.
Естественно и моя батарея тоже начала собирать свой кровавый урожай. Стрельба велась без спешки, упор делался на точность огня, правда, темп поддерживали высокий.
Максимум еще три часа светлого времени, подумал я, а потом сплошная темень. Неужели турки надеются к заходу солнца захватить плацдарм на нашем берегу? Это сделать совершенно невозможно, тем более при такой плотности огня. Еще час и от десанта в прямом смысле слова не останется и живого места. Да и вражеские корабли прикрытия наши миноносцы отогнали от берега, потопив три турецкие лоханки.
Тонкий свист снаряда крупного калибра, выпущенного в сторону моей батареи, я не слышал. Потому что он не пролетел мимо, куда-то вдаль. Потому что он такой же как те, уже упоминавшиеся мной молния или разрывы снарядов в море — сначала мгновенное физическое воздействие, а затем более медленный, чем визуально получаемая информация, — звук. Звук грома, что звук взрыва. Снаряд взорвался в ходе сообщения к моему командному пункту. Что-то сильно ударило в левое плечо и в левую руку, я это успел осознать, не почувствовав боли, но ощутив, что меня развернуло в сторону тыла батареи, открыв моему уже почти ничего не воспринимающему взгляду Керчь. Я всего одно мгновение, его миллионную долю, смотрел в ту сторону, но ничего толком не видел. «А на город турки налет не совершили, дыма от пожаров нет», — была моя последняя мысль перед наступлением полной темноты. Звука взрыва — не расслышал, пронзившая меня боль отключила всю нервную систему. Мое «я» исчезло и куда-то провалилось вместе с моим телом…
Глава 1
— Не скрываете ли вы от меня его состояние уважаемый, Петр Илларионович? — спросил высокий широкоплечий генерал-лейтенант в повседневном мундире, ладно сидевшем на его поджаром теле.
Генералу на вид примерно пятьдесят лет. Прожитые годы посеребрили его пышную шевелюру цвета воронова крыла, а также пометили лицо кроме нескольких морщин еще и длинным, немного изогнутым, шрамом, идущим от левого виска, вниз по щеке. Несмотря на годы, генерал выглядел бодрым и подтянутым, был подвижен, во время беседы все время расхаживал по кабинету начальника госпиталя. Его карие глаза строго и пытливо смотрели в лицо собеседника.
Петр Илларионович Санаев, облаченный в ослепительно белый халат, в очередной раз поправил на носу круглые очки в дорогой оправе. Он в который раз пытался успокоить гостя, свалившегося к нему в госпиталь, словно снег на голову. Многих повидал профессор Санаев на своем веку, в том числе сановников самого высокого ранга, но перед военными всегда робел.
Профессор с первых дней объявления войны России Турцией сформировал гражданский госпиталь из числа профессорско-преподавательского состава Симферопольского института хирургии, где занимает должность ректора. Вспомогательный персонал набирали в губернских больницах. Инструменты, лекарства и перевязочные материалы Санаев получил на государственных складах в достаточном количестве. По распоряжению военного командования госпиталь развернули в городе Керчь, где размещалось управление Южной группировки русских войск.
В первый день начала боевых действий, ближе к вечеру, в госпиталь доставили тяжелораненого штабс-капитана Воронова Александра Васильевича, сына графа генерал-лейтенанта Воронова Василия Михайловича, губернатора Южной губернии империи.
— Помилуйте, ваше сиятельство, мне утаивать от вас нечего, — спокойным тоном ответил профессор. — Александр Васильевич попал к нам в крайне тяжелом состоянии. Обширная скальпированная рана головы, слава Богу, без видимых трещин и повреждений черепа. Мы провели проверку рентгеном: ни трещин, ни переломов не обнаружили. Пришлось вашему сыну лишиться части волос, мешавших качественному наложению швов. Ранением в левое плечо довелось заниматься долго. Там между сухожилиями и крупными кровеносными сосудами застрял внушительных размеров осколок. Чтобы не повредить что-либо, пришлось расширить операционное поле, но осколок извлечь удалось. Ранение левой руки обработали быстро. Дренирование сквозной раны показало, что она совершенно чистая, никаких сторонних предметов не выявили. Поскольку было большая кровопотеря, довелось делать переливание. Благо, вашему сыну подходит любая группа крови, ведь у него четвертая положительная.