Это стих. Посвященный Лейле.
Я знаю, что это не правильно. Но все-таки я его читаю. И с каждой строкой моя ухмылка становится шире.
Леди Лейла божья коровка
Супер классная насекомая девчонка
разрывает сердце темное мое
цвет яблочного леденца панциря твоего.
Нежнее кружева паука
твое прекрасное личико.
Когда угодно, кроха-жук, садись на меня,
продолжая светиться, яркая девчоночка,
и держи меня в своем пурпурном мире...
– Не круто, совсем не круто.
Я резко подымаю голову. В открытой двери маячит Брайан с хмурым выражением на лице.
– Извини, я... – мой голос оседает. У меня действительно нет оправдания.
Брайан заходит внутрь и закрывает за собой дверь.
– За тобой должок. Это уже в третий раз, если я правильно подсчитал, – заявляет он, тяжело опускаясь на кровать меня.
Я открываю рот, но ничего на ум не приходит. И затем, наконец-то, слабым голосом я повторяю его слова.
– В третий раз?
– Ммм-хмм. В первый раз я скрыл, что ты попала в аварию. Во второй раз я не донес, как ты выскользнула из дома, когда была под домашним арестом.
О. Оу. Меня накрывает облегчение. Я смотрю вниз, улыбаясь и вспоминая ту ночь, когда он взял меня с собой на вечеринку в Монклере. Это Брайан.
– И правда, я твоя должница, – подтверждаю я. – Что мне для тебя сделать?
Он это обдумывает.
– Ничего. Я собираю фишки.
– Фишки? – я вскользь вспоминаю о тех упаковках с чипсами, что он спрятал в шкафу.
– Как в покере. Просто накапливаю их. Пока еще не пришло время, чтобы их обналичивать. – Он взъерошивает мои волосы. – Но для начала, как насчет того, чтобы ты мне поведала, насколько плох этот стих.
Я следую за его взглядом на дневник, лежащий на моих коленях.
– На самом деле, я думаю, что он довольно хорош.
– Замолкни, – говорит он не слишком дружелюбно и выхватывает дневник. – Ты много раз говорила мне о том, как ужасно у меня это получается. Ты единственная одаренная личность в этой семье – я понял.
Я проникаюсь сочувствием к Брайану и его необналиченным фишкам, его комнате, увешанной спортивной атрибутикой, тогда как его книги спрятаны под матрацем.
– У каждого писателя бывают неудачи, – говорю я. – Я просто пыталась поддержать тебя.
– Довольно запутанным образом, Кайли.
– Что сказать – порой я могу быть грубой. – Я встаю, поправляя юбку. – Но если серьезно, то думаю, что тебе стоит показать этот стих Лейле.
– А я думаю, что этот разговор окончен, – возражает он, становится рядом и обхватывает меня рукой за плечи. Прежде, чем я успеваю среагировать, он начинает тереть кулаком по моей макушке.
– Эй!
– О, ты определенно это заслужила.
– Ладно, ладно, – говорю я, потирая голову. – Хотя я серьезно насчет стиха. – Пулей лечу к двери. – Лейле он понравится.
– Вон! – кричит он, хотя я уже итак в коридоре. Я оглядываюсь украдкой, но Брайан уже не смотрит на меня. Его глаза изучают страницу.
Я не могу сдержать улыбку. Брайан не Кир – он просто обычный бестолковый, неряшливый и очаровательный Брайан, написавший тайный стих, в котором сравнивает свою девушку с насекомым. И за это я его обожаю.
Глава 14
– «Щелкунчик» – моя любимая часть праздников, – говорит миссис Морган, когда мы идем в театр за Брайаном и мистером Морганом. Ее щеки порозовели от чистого холодного воздуха, и глаза светятся. Такое сочетание заставляет ее походить на девчонку.
Мне тоже нравится балет. Шарлотта и я ежегодно посещаем постановку в Военной мемориальной опере в Сан-Франциско. Теперь уже посещали, печально думаю я. Это была наша традиция, только для нас двоих. Как-то раз с нами пошла Амелия, но затем весь вечер она критиковала себе под нос атлетизм танцоров.
– Артисты цирка не получают и капли уважения, – фыркнула она, ссылаясь на свою предыдущую карьеру воздушного акробата. – Они могут делать все, что делают эти балерины, пока раскачиваются в воздухе с трапеции. – После этого мы оставляли ее дома.
Миссис Морган берет меня под руку.
– Я же рассказывала тебе о том, как часто мой отец ставил эту запись мне в детстве? И то, как мы с сестрами танцевали в гостиной, претворяясь Кларой и вальсом снежинок?
Мистер Морган смеется.
– Лиза, ты рассказываешь нам об этом каждый год.
И после этих слов я вычеркнула родителей Кайли из списка подозреваемых.
Театр находится в переделанной церкви, солидном здании, сделанном искусным мастером, с толстыми карнизами, темным деревянным сайдингом и витражными окнами. Оно выглядит красиво, но не так, как Большой театр, к которому я привыкла. Я задумываюсь о том, как я присутствовала на премьере постановки «Щелкунчика» Джорджа Баланчина в Нью-Йорке вместе с Киром. Он поглаживал, мои темные волосы и шептал мне, что я выгляжу так же, как Мария Толчиф, прима-балерина, которая танцевала в роли Феи Драже.
– Только ты еще прекраснее, конечно же, – добавил он. – Может, твое следующее тело должно быть как у танцовщицы?
Брайан и я следуем за мистером и миссис Морган к нашим местам. Я присаживаюсь и начинаю изучать присутствующих, обнаруживая Лейлу и ее родителей несколькими рядами выше, ближе к сцене. Они несут огромный букет молочая и бриллиантово-оранжевых георгин.
Занавес поднимается, и знакомые звуки игривой напряженной увертюры заполняют театр. Я украдкой смотрю на миссис Морган, увлеченный пристальный взгляд которой следует за каждым движением на сцене. Я представляю ее как молодую девушку из Милуоки, делающую пируэт с ее сестрами по гостиной из 1970-х с махровым ковром цвета зеленого авокадо, и их родителей, следующих за ними с камерами. В моем воображении она выглядит точно так же, как Кайли.
На сцене прекрасно выступает сестра Лейлы, которой, может, лет тринадцать, и она – идеальная Клара. Вскоре я теряюсь в этой истории, радуюсь семейной вечеринке в честь Рождества, переживаю, когда брат Клары ломает ее игрушки; мурашки бегут по коже, когда Щелкунчик оживает и сражается с Королем мышей. К тому времени, как Щелкунчик-принц переносит Клару в волшебную Страну Сладостей, я почти забываю о Кире. Почти.
Ловлю себя на мысли о побеге. Так много моих любимых историй связаны с побегом в фантастический мир: Дороти переносит торнадо в Страну Оз, детишки Певенси находят портал в мир Нарнии внутри платяного шкафа.
Моя жизнь здесь, с семьей Кайли, – это мой волшебный мир. Ной хотел сбежать, путешествовать в разные страны и оставить свою семью позади, и я понимаю почему. Но, насколько я могу судить, жизнь Кайли замечательная. Жизнь Кайли – моя Страна Оз, моя Нарния, моя Страна Сладостей.
Нарастают финальные аккорды оркестра, и я чувствую слезы в глазах. Я смаргиваю их, когда опускается занавес и зажигается свет для антракта.
– Я думал, это никогда не закончится, – говорит Брайан. – Я умираю с голода. Встретимся снаружи. – Его уносит к торговой палатке до того, как зал становится полностью освещенным.
– Анна превосходно сыграла, как думаешь? – говорит миссис Морган о сестре Лейлы, когда мы выскальзываем из театра. Она зевает. – Эрик, ты бы не мог добыть нам немного горячего шоколада? – спрашивает она у отца Кайли. – Я такая сонная. Может, сахар взбодрит меня. – Он кивает и шагает прочь.
Группки жителей Беркли слоняются возле театра, их наряды разнообразны: от длинных вечерних платьев до пола до поношенных джинсов Левис; дыхание каждого из них формирует облако белого пара в холодном воздухе.
– Вот вы где! – слышу я голос Лейлы и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как она машет нам. – Идите сюда, – говорит она. – На этих каблуках невозможно ходить.
Я заливаюсь смехом, пока мы с миссис Морган пробираемся сквозь толпу к Лейле. На ней надето то платье, которое она купила вчера, и на ногах обута пара бежевых туфель-лодочек на трехдюймовом каблуке.