– И что? – Она улыбается. – Брайан пригласил Лейлу, так почему бы тебе не пойти с ними?
– Не сработает. Не думаю, что они будут мне благодарны, если я попрусь с ними на их же свидание.
– Они – твоя лучшая подруга и твой брат. Они любят тебя. Почему бы им не хотеть, чтобы ты пошла? – Она хмурится, ее определенно озадачило мое заявление.
– Слушай, не беспокойся обо мне, серьезно.
Луна мяукает с пола, словно вторя озабоченности миссис Морган.
– Но ты в комитете, – протестует она. – Как-то неправильно, если ты пропустишь собственное мероприятие.
– Я помогу с декорациями, но на этом все. Я не иду. – Мой голос звучит острее, чем я планировала.
– Как знаешь, – говорит миссис Морган, кладя руку мне на плечо и притягивая к себе. – Но просто... подумай об этом. Все твои друзья будут там. – Она обнимает меня. – Сейчас я собираюсь играть в твою мамочку. Тебе не захочется упустить такие воспоминания. Когда будешь в моем возрасте, поймешь, как быстро бежит время. Годы пролетят в одно мгновение, и будет потом приятно вспоминать о подобных вечеринках с друзьями. Шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни.
Я вдыхаю, ощущая запах ее шампуня с розмарином и мятой, и с удивлением замечаю, как глаза заполняются слезами.
Шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни. Только не у меня.
Глава 25
– Интересная техника, Кайли, – сухо говорит Мэдисон на следующий день, кивая в сторону рисунка, над которым я работаю. Когда сегодня миссис Свон дала нам задание работать над натюрмортом цветов, мой желудок завязался в тугой узел. Это было единственное решение, которое я успела придумать за столь короткий срок.
Кайли, воспроизвела бы в точности лилии, ирисы и розы с серебряным оттенком в угловатой стеклянной вазе, ловко затеняя их лепестки и стебли. У нее был настоящий талант по созданию рисунка, который выглядел почти так же, как фотография – вот только, зная ее, она бы добавила фей или ангелов, или других крылатых существ – маленькие кусочки магии, прорывающиеся сквозь реальность.
Я не могу приблизиться к ее стилю, поэтому отказываюсь даже пытаться. Вместо этого я рисую в абстрактном стиле, в котором отражается самое простое видение листьев в менее резких геометрических формах, сокращая линии до стеблей.
– Да, я пытаюсь попробовать нечто другое, – сообщаю я Мэдисон, надеюсь, уверенным тоном. – Реализм это еще не все, знаешь ли.
– Мм-хмм, – отвечает она, выглядя не убежденной, и поворачивается к своему клипборду, покрытому заметками и флажками. Очевидно, и она не заинтересована в этом задании. Она тайком работала в комитете по танцам в течение всего урока, быстро прикрепляя свой альбом на верхушку клипборда, как только проходила миссис Свон.
– Мне нравится, – говорит Рид, вставая, чтобы лучше рассмотреть мой рисунок. – Некий русский авангард.
Я просто мило улыбаюсь и жду, когда он сядет обратно. Опускаю руку к сапогу и пробегаю пальцем по успокаивающей твердости ножа, который скрываю внутри.
Миссис Свон проходит мимо, и Мэдисон быстро переключает внимание на свой набросок, драматично вздыхая, как только учительница уходит.
– Этот урок – сплошная трата времени, – жалуется она. – То есть, цветы, серьезно? У меня куда более важные вещи, о которых стоит подумать.
Я подавляю улыбку, наблюдая за тем, как серьезно она относится к своей работе, но знаю, каково оно для нее. Уж я-то тоже не могу дождаться, когда закончится этот день, чтобы, наконец, воплотить в действие свои планы относительно книги Кира. Мне просто нужно убедиться в том, чтобы все прошло анонимно. К счастью, я как раз знаю человека, который сможет мне в этом помочь. Люсия, которая помогла стереть полицейские записи о той ночи, когда я стала Кайли Морган.
Мои мысли опять возвращаются к Тарин, и мне интересно, как она. Этим утром я наконец сдалась и позвонила в больницу с платного телефона. Я не могла позволить себе связаться с ней, но мне нужно было знать, что произошло. На ресепшене сказали, что она в коме. Она так и не проснулась с того момента, как они привезли ее в больницу.
– А это напоминает мне о том, – говорит Мэдисон, засовывая карандаш за ухо, где он выглядывает из ее волос, как странное дерево без веток, – сможем ли мы провести собрание комитета по танцам в пятницу? Нам нужно проработать столько деталей.
Я замираю. Уже давно я ждала с нетерпеньем выходные, чтобы сконцентрироваться на том, как загнать Кира в ловушку.
– Я должна буду провести их с родителями, – говорю я. – Ведь это праздничные выходные и все такое. Не совсем уверена, что они запланировали.
– О. День благодарения. Точно. Ну что ж, Брайан уже сказал, что он будет дома. Так что, полагаю, ты срываешься с крючка. – Мило улыбается она.
– Раз так, то я его не пропущу, – отвечаю я.
– Кайли, ты меня не проведешь. Я ведь вижу, что ты не хочешь идти. И знаю, почему.
Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ней взглядом, впервые замечая, что ее глаза не полностью карие. Крошечные пятнышки голубого цвета кружат по радужной оболочке, ловя свет, просачивающийся через высокие окна класса.
– Ты о чем? – заикаюсь я, чувствуя себя так, будто она застала меня за чем-то плохим.
Она качает головой, маленький пирсинг под нижней губой поблескивает на солнце.
– Я слышала о тебе и Ное. О разрыве. Он тоже пытался отмазаться от собрания.
Через преграду из цветов я могу почувствовать, как на меня смотрит Рид. Он молчит. При упоминании имени Ноя сквозь меня проходит шквал боли, но я заставляю себя выглядеть безучастной. Чем больше моих эмоций в отношении Ноя замечает Кир, тем он в большей опасности.
– О, это, – отмахиваюсь я рукой. – Не переживай насчет меня и Ноя. Мы друзья. – Я натягиваю на лицо фальшивую улыбку. – Просто нам не суждено стать кем-то больше.
– Кайли, тебе не нужно врать мне, – голос Мэдисон теплый, заботящийся.
Я прямо-таки чувствую, как по ту сторону стола подслушивают Рид и Эхо.
– Я серьезно, – отвечаю я. – Ной хорош как друг. Но на этом все. По крайней мере, для меня.
– Значит, тебе все равно, если он гуляет с другой? – настаивает она. – Чисто гипотетически, разумеется.
– Ага, – говорю я, извращенно гордясь тем, как обыденно звучат мои слова. – Я хочу, чтобы он был счастлив.
– Как благородно с твоей стороны, – говорит Мэдисон. – Я бы не была способна на такое.
Я открываю рот, чтобы пролить следующую порцию лжи, но вместо меня заговаривает Эхо.
– Если ты любишь кого-то, отпусти его, – высказывает она мнение своим высоким, хриплым голосом.
– Это же известное стихотворение, да? – спрашивает Рид, хмуря лоб.
– Это песня Стинга, – Мэдисон, постоянный эксперт в сфере рок-музыки, просвещает его. – Из альбома «Мечта Голубой Черепахи». 1985 года.
Эхо складывает руки вместе, явно довольная тем, что Мэдисон разъяснила ее мысль. Она одета в грязный комбинезон, а под ним – в соответствующую блузку, из-под которой на каждом из бедер виднеются две гладкие полосы кожи. Кажется, с прошлого раза, когда я рассматривала ее, в ее волосы теперь вплетены еще несколько разноцветных прядей – к остальным прибавились фиолетовые и золотые пряди. Они собраны в яркий пучок на макушке, чтобы было лучше видно ее огромные серебряные сережки. Они запросто могут быть восьми сантиметров в диаметре и имеют форму, думаю, знака ее зодиака: Водолея.
– Никогда не понимал смысла в этом выражении, – отвечает Рид, опуская взгляд на свой рисунок. – Если ты постоянно отпускаешь тех, кого любишь, то ты обречен, остаться один.
– Согласна, – говорит Мэдисон. – В этом нет ни капли смысла.
Эхо усмехается.
– А вот и нет, в этом есть смысл. Если ты отпускаешь кого-то, но они возвращаются к тебе, тогда, что ж, это и есть любовь.
Рид поворачивает голову, чтобы взглянуть на нее, но она не смотрит в его сторону.
– Внимание, класс. – Миссис Свон хлопает в ладоши в передней части комнаты, и я благодарна ей за то, что она прервала нас. – У меня есть для вас немного вдохновения. Наш следующий проект – мой любимый. И для него каждому придется найти себе партнера.