Он вздергивает голову. Озирается, затем замечает меня. Я прислоняю руку к стеклу. Он встает, выражение его лица нечитаемо, затем кивает на дверь, приглашая меня.
В оранжерее мерцают огни. Ной зажег несколько свеч, и их свет танцует на стеклянных стенах, старинных зеркалах, отражаясь, бесконечное множество раз. Тепло усиливает аромат цветов в горшках: жасмина, роз и лилий.
Глаза Ноя красные, настороженные. На нем джинсы, низко сидящие на бедрах, и футболка с круглым вырезом, обтягивающая его тело. На его руках извилистые линии от света свечей.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Он не должен быть в оранжерее в такую погоду.
– Я мог бы спросить тебя о том же. – Его голос резкий.
– Мне нужно поговорить с тобой, – дрожа, говорю я. Вода капает с моих волос, с промокшей ночной рубашки. – Пожалуйста?
– Валяй, – отвечает он, но это не чувствуется приглашением к разговору.
Я неуверенно подходу к кушетке. Его каменное выражение говорит мне, что я не заслужила сидеть рядом с ним, поэтому я съеживаюсь на соседнем кресле. Не могу перестать дрожать. Я обнимаю себя, но это не очень-то помогает. Опускаю подбородок к груди и с удивлением ощущаю, что Ной мягко кладет мне на плечи одеяло.
– Спасибо, – хрипло шепчу ему. Он только кивает и возвращается на диванчик.
Я замечаю, что он босой; и по какой-то причине это наполняет меня нежностью. Некоторое время мы сидим в тишине. Я изо всех сил пытаюсь найти слова, но не уверена, как начать.
– Чего ты хочешь? – спрашивает он, наконец.
Я поднимаю взгляд на стеклянную крышу. По ней стекают потоки воды. Это словно быть на водопаде.
– Я ошибалась, – удается мне прошептать. – Прости, Ной. Я так сожалею.
– Ты уничтожила меня, Кайли. Ты вырывала мое сердце снова и снова. – Он встает и начинает ходить по оранжерее, оранжевый свет выделяет его лопатки, выступающие под футболкой. – Почему я должен позволять тебе снова делать мне больно?
Я тоже вскакиваю. Приближаюсь к нему, кладу руку ему на плечо. Жар его кожи опаляет меня, посылает электричество через мое тело.
– Не трогай меня! – отбрасывая мою руку, грубо говорит он. Я падаю на колени, молясь быть сильной. Рыдание вырывает из моего горла. Я просто пыталась уберечь его. Я никогда не думала, что из-за этого лишь потеряю его.
Впервые до меня доходит отвратительная правда. Он может никогда не простить меня. Он не простит меня. Наши отношения не были нерушимыми, не были неуязвимыми. Они могли разрушиться в пыль.
Я обнимаю себя руками и плачу. Меня не волнует, как глупо я выгляжу, как бессмысленно, как отчаянно.
– Я люблю тебя, Ной, – я рыдаю, мой голос неровный. – Я все испортила. Но я отказываюсь верить, что у нас все кончено. Мы должны были быть вместе вечно.
Пружины дивана скрипят, когда он садится.
– Вечно, а? Не уверен, что знаю, что это значит.
– А я уверена.
Я встаю. Снова подхожу к нему, к кушетке, где он сидит, спрятав лицо в ладони. Все, что у меня есть, – это сердце, мое покрытое шрамами сердце. Моя древняя душа.
Воздух наполнен электричеством. Его хватило бы на освещение тысячи городов, тысячи жизней. Я сокращаю пространство между нами, склоняюсь к его лицу. Ему не мешало бы побриться. Я нерешительно глажу его колючую щеку.
– Ты не обязан мне верить. – Сейчас мой голос сильнее. – Но я люблю тебя, Ной Вандер. И любовь моя длится уже давно. – Мой голос ломается, трещина в сердце становится шире. – Прощай, – говорю я. Он тоже дрожит. Я целую его в лоб и поворачиваюсь, чтобы уйти.
Иду к двери. Позади себя слышу звук.
– Подожди.
Одно слово. Одно коротенькое слово. Я разворачиваюсь.
– Ты действительно имела это в виду? Только не лги мне, пожалуйста.
– Действительно, – шепотом отвечаю я.
Мы сталкиваемся посреди оранжереи. Сталкиваются наши души. Снаружи ветер разрушает виноградные ветви. Вода стекает по стенам из стекла. А внутри безопасно, тепло, светло. Мы – химическая реакция. Наши души – ртуть, вода, запутываются, притягиваются. Я снова поднимаю руку к его лицу, погружаю ее в его волосы цвета воронова крыла. Притягиваю его губы к своим. Его руки обнимают меня за талию.
Я нуждаюсь в нем как в кислороде, как в солнечном свете. Мы спотыкаемся о голубую кушетку. Он стягивает футболку, и вот он везде, его кожа, его руки вокруг меня.
– Я люблю тебя, – шепчет он. Я отвечаю ему поцелуем.
И впервые за всю вечность я забываю о вечности. Только я. Только он. Наше дыхание сливается в одно дрожащим порывом ветра. Компас моего сердца перестает вращаться. Оно нашло направление, по которому я должна идти.
– Смотри, – говорит он, прикладывая палец к моим губам. Я слежу за его взглядом и поднимаю глаза к стеклянной крыше. – Дождь закончился.
И правда. Хотя комната освещена свечами, я могу различить звезды через стекло. Ной поднимается и ходит по оранжерее, задувая свечи. С каждой погасшей звезды сияют все ярче. Я думаю о звездах на фреске Эхо, о звездах в комнате Кайли.
– Подожди, – говорю я ему. – Пусть одна горит.
Он не спрашивает, почему, а я не продолжаю. Мне хочется сделать что-то для Тарин. Дать ей маленький огонек в этом мире, когда ее собственный погас.
Ной возвращается ко мне в темноте. Мы лежим друг напротив друга.
– Я словно во сне, – бормочет он. – Мне хотелось бы, чтобы это продолжалось как можно дольше. Я предпочел бы не спать. Чтобы это было настоящим.
– Это и есть настоящее, – отвечаю я.
– Не прячься больше от меня, – мягко говорит он. – Я люблю тебя. Люблю все познанное и непознанное в тебе.
Я льну к нему, зарываясь лицом у него на груди. Его слова значат для меня больше, чем он может знать. Мне хочется все ему рассказать. О том, что я на самом деле и откуда я родом.
Но вместо этого нахожу его челюсть, целую шершавую кожу.
– Так... я слышала, на следующей неделе танцы, – шепчу я.
– Точно, вечеринка хиппи на солнцестояние в отеле Клэрмонт. – Он усмехается.
– Именно.
Он наклоняется, находит мою руку.
– Ты пойдешь со мной?
– Я уже думала, ты никогда не спросишь.
Его руки обвивают меня, наши ноги переплетаются, когда мы глубже опускаемся на диван. Я всем телом чувствую его колотящееся сердце, его мускулистые плечи, жар его тела. В какой-то момент мы заснули. Я просыпаюсь несколько часов спустя, но не двигаюсь. Да и как я могла? Не хочу никуда уходить в такой момент. Я спрятана с парнем, которого люблю, в стеклянном доме, полном цветов и серебряного света, падающего на наши волосы.
Глава 37
– О. Боже. Мой. – Лейла триумфально сдергивает с вешалки платье и прикладывает к себе. – Это самое великолепное платье, которое я когда-либо видела.
Шанталь бледнеет.
– Какое-то оно гротескное.
Лейла сжимает платье.
– Знаю, – говорит она счастливо.
Николь хлопает в ладоши.
– Браво, Лейла. Ты умудрилась найти самое странное платье, которое только существует в Сан-Франциско.
– Думаю, я только что выиграла шопинг. Типа если бы он был видом спорта. Я так рада, что вы, девчата, уговорили меня выбраться. Ох, Господи, надеюсь, оно подойдет. – Она снова прикладывает его к себе, нервно разглядывая себя в зеркало в полный рост.
У платья твердый корсет и вырез в форме сердечка. Юбка похожа на мантию выпускника 1950-х годов. Но только с принтом, что радует Лейлу и от чего «тошнит» всех остальных.
Ведь принт в виде бекона, крошечные красно-белые ломтики разбросаны по светло-коричневому полю.
– Брайану оно понравится, говорю я.
Ребекка морщит нос.
– Он может принести тебе маленькую колбаску. В качестве корсажа.
– Или колсажа, – заявляет Эхо в рифму к слову корсаж.
Мэдисон озорно улыбается.
– Не думаю, что Брайан обрадовался бы, если б его колбаску обозвали маленькой.