— Лейтенант Клименко. Товарищ полковник? Вызывали?
— Да. Принеси-ка Петро настоечки нам, да той самой, моей любимой.
— Есть, товарищ полковник.
Через пять минут дверь снова открылась и вошел уже знакомый лейтенант с бутылкой темного стекла, которую он бережно поставил на стол.
— Разрешите идти?
— Иди.
— Есть!
— Сейчас я тебя угощу — ты такого не пивал и не выпьешь никогда. Это — бальзам сибирский, на сторону не продается не за какие деньги.
— Да пил я такой бальзам, ничего особенного.
— Э, Генадич, такого ты не пил, — повторился Никодим, достал из стола две маленькие старого серебра стопки и бережно налил туда на два глотка темной тягучей жидкости. — Вот, специально для этого покупал стопки — в отпуск в Москву ездил, все лавки обошел антикварные. Из другого — он не пьется. Да, налей себе полстакана водки — запьешь, а вот черемшой моченой — закусишь. Бальзам надо выпить залпом. Ну давай, за армию!
Сергеев опрокинул в себя серебренную стопку. Сначала ему показалось, что ничего особенного, но потом — как разряд тока пронзил все его тело. Все его тело вдруг — почувствовалось — зажглось, зажило, помолодело до болезненности, выпитый алкоголь куда то испарился, мысли стали быстрыми и четкими, сердце застучало сильнее и бодрее а возрастная боль в пояснице, которая уже начала донимать его исчезла. Во рту появился резкий сильный травяной вкус, который по жесту наблюдающего за ним полковника Сергеем немного смыл водкой. По мере того, как выпитая водка доходила по пищеводу болезненная яркость ощущений сменялась просто отличным самочувствием и мягкой приятной расслабленностью.
— Ну как?
— Что это за волшебство? Это наркотик?
— Нет, что ты, хотя травы, которые не одобряет минздрав и госнаркоконтроль там наверняка присутствуют. Но зато какие ощущения!.. Я его пью только по особым случаям и если плохо себя чувствую. Лечит он просто всё, и ещё ясность мыслей, как вторая молодость! Это еще один из плюсов моей деятельности.
— Кстати — ты отвлекся.
— Да. Сейчас расскажу.
Когда достаточно молодой и честолюбивый полковник получил назначение в этот отдаленный сибирский гарнизон, он вполне правильно воспринял это как ссылку. Дескать — слишком ты молод и горяч — не надо так торопиться к генеральской должности. Охладись. В советские времена это было довольно непрестижное назначение — хоть и царь и бог на территории с какую-нибудь Португалию и под ногами столько оружия, что можно вооружить хоть десять этих самых Португалий, а от Москвы, а значит от легких и парадных должностей и быстрого роста — далеко. Да и жена, ленинградка по прописке, отказалась ехать с ранее вроде успешным военным в этот медвежий угол — и перед самым отъездом супруги оформили развод. Благо все имущество осталось жене, а детей они так и не нажили. А потом началась перестройка, всеобщий развал — и отношение с местным населением перешло на другой уровень. Границы ослабли, контроль ослаб, браконьеры, бандиты, китайцы — и все совершенно отмороженные. Доходило и до налетов на деревни, и до убийств и перестрелок с егерями и милицией. Если уж в Москве стреляли и взрывали всех подряд, то что уж говорить о глубинке… И когда начальник единственной на всю округу военной части предложил всем обсудить создавшееся положение — отказался мало кто. К слову, официальные власти приглашены на встречу не были.
А предложил Петренко Никодим Михайлович следующее. Он помогает всем — а все помогают ему, причем никто не нарушает никаких законов. Согласно уставу — положено патрулировать местность вокруг базы. Но утверждает маршруты патрулирования начальник базы, которые могут проходить вокруг периметра базы, а могут и за сто, и за двести километров — все только в целях повышенной безопасности и боеготовности. И когда весной на лесных тропинках стили появляться патрули из одного егеря, совершенно случайно маршруты до минуты совпадали с маршрутами военных патрулей, браконьеры призадумались. А грустным их мыслям способствовало то, что при отказе бросить оружие огонь открывался сразу на поражение — все строго по уставу караульной службы. А то что стрельба велась может не по солдатам — так кто это знает, в кого он целился неопознанный браконьер. А солдатам и офицерам в патруле шли награды и поощрения, дополнительные увольнительные, которые солдаты с удовольствием проводили в ближайших деревнях. И часто бывало так, что парни после дембеля уезжали не на родину — а до ближайшей деревни, где вскоре игралась свадьба. Во время страды бойцы части могли по своему желанию получить свои положенные увольнительные, которые проводили на полях колхозов. Плоды крестьянского труда подвозили к рынкам и закупочным пунктам на грузовиках, принадлежащих военной части. Лекарства, медпомощь военных врачей, подробные карты и т. д., все это довольно быстро изменило отношение окружающих.
Естественно за доброе дело и окружающие ответили добром, благо до прогнившего «цивилизованного» мира его «ценностей» было далеко. Со снабжением теперь вопросов никаких не было — положенный сухпай не съедался и на половину и отдавался местным охотникам, в замен вся часть столовалась свежей дичью и плодами сельхоз товариществ. Самой весомой личной благодарностью местных стало знакомство уже немолодого Никодима с очаровательной девушкой из местных, в последствие своей женой и матерью его троих детей. Да и некоторые вещи служебного плана тоже стали делаться гораздо легче — так о приезде проверяющих из области, различных групп и расследователей он узнавал заранее — но это о своих.
Было несколько журналистов и биологов, приехавших из Европы и США, которые не могли связно написать и пары абзацев и ответить связно не на один биологический вопрос, зато имевшие подозрительно большие баулы с каким-то оборудованием и армейскую выправку. От предложенных местных проводников они отказались и ушли в тайгу по направлению к базе. Как потом судачили местные, после того, как гости не вернулись за своими вещами через месяц — «С тайгой шутки плохи».
Еще был очень неприятный случай в начале 90-х годов, когда к воротам военной части подъехали три джипа, из которых вышли смуглые ребята, говорившие по-русски с гортанным акцентом. С этим акцентом они предложили полковнику Петренко выделить им три грузовика, которые следовало загрузить РПГ, взрывчаткой, калашами и боеприпасами. Посулили хорошие деньги, а когда он отказался, протянули новинку — только входивший в обиход мобильник, и предложили поговорить со своей женой. «У тэбя такой красивый жена, вах! Ты долго не думай, там мои рэбята могут и нэ вытэпит!». Петренко выторговал один день на размышления и ушел. Увидев состояние Петренко его зам, выяснив в чем дело, схватил мотоцикл и уехал в ближайшую деревню. Этой ночью смуглолицие ребята на джипах, как выяснила проведенная приехавшим позже местным участковым экспертиза, который когда-то раньше тоже служил в родной части, были загрызены тиграми. А на то, что все три джипа представляли собой решето, а до ближайшего тигра — как раком до Парижа, участковый не обратил внимания. Видимо молодой участковый, неопытный, да и местный к тому же. Как выглядит загрызенный тигром знал, а как — расстрелянный джип — нет. Вот и написал — что знал. Джипы утопили в болоте, неопознанные тела жертв несчастного случая последовали за ними, и концы, как говориться — в воду. А с азерами, оставшимися в доме с женой Петренко произошло вообще странное. Из леса вышел замшелый дедок, кстати именно он делал и угощал впоследствии полковника бальзамом, взял веточку, чем-то помазал поплевал, пошептал, поджег и бросил ее перед окнами дома. Дым странным образом втянулся внутрь и там все уснули. Молодая мадам Петренко и ее дети проснулись вечером в полном здравии, а куда делись те трое так никто и не смог ответить. «Делись куда-то» — говорили одни, «убежали наверное», — отвечали другие, «ничего не видел» — сказали третьи…
— В общем — я для них своим стал, — закончил свой рассказ Петренко, — а за своих они стоят горой. Не стал бы — фига с два они мне помогли бы с жинкой. Да и жинки у меня не было бы. И, как видишь, я нигде не нарушил законов ни наших, ни божеских.