– Не сердись… – Преодолев неловкость, Виктор все же закончил свою мысль: – Предположение, конечно, банальное, но мы не имеем права сбрасывать и его со счетов. Вдруг это всего лишь незадачливый влюбленный? Нужно разобраться. Сделаем так…
План Виктора Измайлова не отличался сложностью, да этого и не требовалось. Проверка его, как мысленно называла подозрительного парня Паша, должна была выглядеть естественно.
Словом, дня через два Паша пошла в единственное место в городе, где девушка могла появиться, не вызывая особых нареканий: в кино. Билет – один – она взяла заранее днем, в обеденный перерыв, чтобы он имел возможность присоединиться к ней без особого труда. И он появился… Один, без девушки или приятеля.
До сеанса оставалось минут пятнадцать. Паша побродила немного по фойе, разглядывая вывешенные на стендах фотографии немецких кинозвезд. Довольно долго постояла у портрета Марики Рёкк, потом выпила стакан газированной воды, потом посидела у крохотной эстрадки, где наигрывали какой-то сентиментальный вальсок три пожилых музыканта с голодными лицами. Он все сидел в углу фойе и не делал ни малейшей попытки подойти к явно скучающей одинокой девушке.
Домой Паша шла медленно, избрав нарочно самую длинную дорогу, но он так и не подошел, хотя самый застенчивый парень не упустил бы такую выгодную возможность для знакомства с понравившейся ему девушкой.
– Что ж, – подвел на другой день итог Виктор Измайлов, – будем считать, что Ромео из твоей тени не состоялся. Версия с несчастной любовью потому отменяется.
Оставалась единственная версия, и в отличие от первой она никак не могла польстить девичьему самолюбию. Ее-то тем более необходимо было проверить.
Через два дня в переулке неподалеку от кинотеатра «Глория» сильно подвыпивший немецкий лейтенант минут за двадцать до наступления комендантского часа остановил молодого парня с еле заметной оспинкой над левой бровью.
– Ты кто такой, – спросил он на ломаном русском языке. – Давно здесь вертишься. Аусвайс!
– Извините, господин лейтенант, – почтительно ответил парень, – я спешу домой, чтобы поспеть до комендантского часа. Пожалуйста, вот мой аусвайс.
Офицер развернул документ и углубился в его изучение. Видимо, ему что-то не понравилось, потому что он смерил парня подозрительным взглядом и с расстановкой, отчеканивая каждое слово, произнес:
– Это не есть правильный аусвайс! Тут фотографий совсем не похож! Ты украл этот аусвайс!
С этими словами офицер вытащил пистолет и, не спуская с парня взгляда, приказал ему идти вперед. Но парень отнюдь не стушевался:
– Не утруждайте себя, господин лейтенант, – почтительно, но вполне уверенно сказал он. – Не нужно меня вести в гестапо, если уж так случилось, извольте взглянуть, у меня есть и другой документ. Вот возьмите сами, в верхнем кармашке…
Не отворачивая черного зрачка парабеллума, офицер вытащил из кармашка у парня кусочек картона, размером чуть больше железнодорожного билета. На обеих сторонах его по-украински и по-немецки был напечатан один и тот же текст, а именно, что предъявитель сего есть секретный осведомитель гестапо Сычик и что всем местным властям предлагается оказывать ему всяческое содействие, круглая печать с орлом и номером, дата и подпись: «Фишер».
Офицер молча вернул Сычику картонку.
– Что случилось, господин лейтенант?
Офицер оглянулся – к ним торопливо шагали два фельджандарма с автоматами на груди.
– Ничего особенного, ефрейтор, – ответил он, пряча в кобуру парабеллум. – Проверил документы у этого парня, все в порядке, пропустите его…
– Спасибо, господин лейтенант, – поблагодарил Сычик и растворился в темноте переулка.
Сычик напрасно благодарил лейтенанта – молиться богу ему нужно было за здоровье жандармов: не подойди они случайно, валяться бы ему, пробитому французским клинком: Михаил Неизвестный живым бы его не выпустил.
Разведчики теперь точно знали, что парень, вторую неделю преследующий Пашу, действительно секретный агент гестапо. И Виктор предписал Паше до поры до времени ни с кем не встречаться. Дополнительная проверка установила, что Сычик пользуется в гестапо репутацией сыщика с хорошим нюхом. То, что он зацепил Пашу, подтверждало, к сожалению, его репутацию.
Но было известно и другое. Агенты гестапо, завербованные гитлеровцами из числа предателей Родины, как правило, получали свои сребреники «за голову», твердыми ставками хозяева их не баловали – чтобы были злее и старательнее. Поэтому агент, напавший на след, о своей удаче начальству не сообщал до тех пор, пока не выслеживал все нити.