Хотя глубинная тревожность относится к людям, она может быть полностью лишена личностного характера и трансформирована в ощущение опасности, исходящей от грозы, политических событий, микробов, несчастных случаев, консервированной пищи, или в чувство того, что их преследует судьба. Для опытного наблюдателя нетрудно осознать основу этих отношений, но всегда требуется интенсивная психоаналитическая работа, прежде чем сам пациент, страдающий неврозом, осознает, что его тревожность в действительности относится к людям, а не к микробам и тому подобному и что его раздражение против людей не является адекватной и оправданной реакцией на некоторую действующую в данный момент причину, но что человек стал в своей основе враждебным и недоверчивым по отношению к другим людям.
Прежде чем описать влияние глубинной тревожности на процесс становления неврозов, нам придется обсудить один вопрос, который, вероятно, возник у многих читателей. Не является ли глубинная тревожность и враждебность по отношению к людям, описанное как основная составляющая неврозов, «нормальным» отношением, которое в глубине души имеет каждый из нас, хотя, вероятно, и в меньшей степени? При рассмотрении этого вопроса нам следует выделить две точки зрения.
Если термин «нормальный» употребляется в смысле типичного для людей отношения, можно сказать, что глубинная тревожность действительно является нормальным следствием того, что на немецком философском и религиозном языке обозначалось как «Angst der Kreatur» («Страх перед Творцом»). Эта фраза выражает мысль о том, что в действительности все мы беспомощны перед силами, более могущественными, чем мы сами, такими, как смерть, болезнь, старость, природные катастрофы, политические события, несчастные случаи. Впервые мы осознаем это, ощущая свою беспомощность, еще в детстве, но это знание остается в нас на протяжении всей нашей жизни. Страх перед Творцом имеет общий с глубинной тревожностью элемент беспомощности по отношению к более могущественным силам, но он не означает враждебности со стороны этих сил.
Однако имеют место также отличия: здоровый зрелый человек не чувствует себя беспомощным по отношению к этим человеческим недостаткам, и у него отсутствует та неразборчивость, которую мы находим в глубинной установке невротика. Он сохраняет способность проявлять достаточную дружелюбность и доверие по отношению к некоторым людям. Данные различия, возможно, могут быть объяснены на основании того факта, что здоровый человек получил большую часть своего отрицательного опыта именно тогда, когда мог с ним совладать, в то время как у невротика такой опыт пришелся на тот возраст, когда он еще не мог с ним справиться и вследствие своей беспомощности реагировал на него тревожностью.
Глубинная тревожность определенным образом влияет на отношение человека к себе и другим. Она означает эмоциональную изоляцию, тем более невыносимую, что она сочетается с чувством внутренней слабости «Я». А это означает ослабление самой основы уверенности в себе. Она несет в себе зародыш потенциального конфликта между желанием полагаться на других и невозможностью сделать это вследствие идущего из глубины недоверия и враждебного чувства к ним. Она означает, что из-за внутренней слабости человек ощущает желание переложить всю ответственность на других, получить от них защиту и заботу; в то же самое время вследствие глубинной враждебности он испытывает слишком глубокое недоверие, чтобы осуществить это желание. И неизбежным следствием этого является то, что ему приходится затрачивать львиную долю своей энергии на успокоение и укрепление уверенности в себе.
Чем более невыносимой является тревожность, тем более основательными должны быть меры защиты. В нашей культуре имеются четыре основных средства, которыми индивид пытается защитить себя от базальной тревожности: любовь, подчинение, власть и реакция ухода (отстранения).
Первое средство, получение любви в любой форме, может служить в качестве могущественной защиты от тревожности. Формулой здесь будет: если вы меня любите, вы не причините мне зла.
Второе средство, подчинение, может быть условно разделено в соответствии с тем, относится или нет оно к определенным лицам или институтам. Например, это может быть подчинение общепринятым традиционным взглядам, религиозным ритуалам или требованиям некоторого могущественного лица. Следование этим правилам или повиновение этим требованиям будет служить определяющим мотивом для всего поведения. Такое отношение может принимать форму необходимости быть «хорошим», хотя дополнительная смысловая нагрузка понятия «хороший» видоизменяется вместе с теми требованиями или правилами, которым подчиняются.
Когда отношение подчинения не связано с каким-либо социальным институтом или лицом, оно принимает более обобщенную форму подчинения потенциальным желаниям всех людей и избегания всего, что может вызвать возмущение или обиду. В таких случаях человек вытесняет все собственные требования, критику в адрес других лиц, позволяет плохое обращение с собой и готов оказывать услуги всем. Далеко не всегда люди осознают тот факт, что в основе их действий лежит тревожность, и твердо верят, что действуют таким образом, руководствуясь идеалами бескорыстия или самопожертвования, вплоть до отказа от собственных желаний. Для обоих случаев формулой является: если я уступлю, мне не причинят зла.
Отношение подчинения может также служить цели обретения успокоения через любовь, привязанность, расположение. Если любовь столь важна для человека, что его чувство безопасности зависит от этого, тогда он готов заплатить за него любую цену, и в основном это означает подчинение желаниям других. Однако часто человек неспособен верить ни в какую любовь и привязанность, и тогда его отношение подчинения направлено не на завоевание любви, а на поиски защиты. Есть люди, которые могут чувствовать свою безопасность лишь при полном повиновении. У них столь велики тревожность и неверие в любовь, что полюбить и поверить в ответное чувство для них невообразимо.
Третье средство защиты от глубинной тревожности связано с использованием власти – это стремление достичь безопасности путем обретения реальной власти, успеха или обладания. Формула такого способа защиты: если я обладаю властью, никто не сможет меня обидеть.
Четвертым средством защиты является уход, Предыдущие группы защитных мер имели одну общую черту – желание бороться с миром, справляться с трудностями тем или иным путем. Однако защита также может быть осуществлена посредством бегства от мира. Не стоит это понимать буквально как полное уединение; это означает достижение независимости от других в удовлетворении своих внешних или внутренних потребностей. Например, независимость в отношении внешних потребностей может быть достигнута через накопление собственности, что в корне отличается от накопления ради обретения власти или влияния. Использование данной собственности также иное. Там, где собственность копится ради достижения независимости, обычно тревожность слишком велика, чтобы извлекать из собственности удовольствия. Она оберегается со скупостью, потому что единственной целью является застраховать себя от всевозможных случайностей. Еще одно средство, которое служит той же самой цели стать внешне независимым от других, – ограничить свои потребности до минимума.
Независимость в удовлетворении внутренних потребностей может быть найдена, например, в попытке эмоционального обособления. Это означает подавление своих эмоциональных потребностей. Одной из форм выражения такого отстранения является уход от серьезного отношения к чему бы то ни было, включая собственное «Я». Такая установка чаще господствует в интеллектуальных кругах. Не следует путать неприятие всерьез своего «Я» с тем, что собственному «Я» не придают важного значения, В действительности эти отношения могут быть противоречащими друг другу.
Эти средства отстранения имеют сходство со способами подчинения и покорности в том, что и те и другие означают отказ от собственных желаний. Но, в то время
как во второй группе такой отказ служит цели быть «хорошим» или подчиняться желаниям других ради собственной безопасности, в первой группе мысль о том, чтобы быть «хорошим», не играет абсолютно никакой роли и целью отказа является достижение независимости от других. Здесь формула такова: если я реагирую отстранением, уходом, ничто не заденет меня.
Для того чтобы оценить роль, которую играют в неврозах эти различные попытки защиты от глубинной тревожности, необходимо осознать их потенциальную силу. Они вызываются не стремлением удовлетворить желание удовольствия или счастья, а потребностью в успокоении. Это не означает, однако, что они каким-либо образом являются менее властными или менее настоятельными, чем инстинктивные влечения. Например, опыт показывает, что честолюбивое стремление может быть столь же сильным, как сексуальное влечение, или даже сильнее.