Такое понимание легко применимо к концепции «терпимости» расстройства или напряжения, и с его помощью можно подкорректировать определенные непсихологические детали этой концепции. Я полагаю, что, говоря о низкой «терпимости» импульсивных людей к расстройствам и напряжению, психологи имеют в виду ограниченную способность к выносливости. Мне кажется, что в этой концепции есть и моральные аспекты.[50] Но, хотя это наблюдение весьма основательно, оно не принимает в расчет, что объективно одинаковые расстройства воспринимаются разными людьми совершенно по-разному.
Нормальный человек «терпит» расстройство или хотя бы откладывает удовлетворение своей прихоти, поскольку заинтересован и в других вещах; он настроен на цели и интересы, для него более важные, чем прихоти — эта и выходящие далеко за ее пределы. Таким образом, выносливость просто зависит от существования подобных интересов и ценностей. Это не просто вопрос интеллектуального выбора. Скорее, существование основных целей и интересов автоматически создает перспективу, в которой воспринимается прихоть или временное расстройство. При отсутствии таких целей и интересов возрастает субъективная важность переживаемого расстройства или ожидаемого удовлетворения, и в подобных условиях выносливость или терпимость немыслимы.[51]
В отсутствие таких высокоразвитых и стабильных структур преобладающие интересы импульсивной личности направляются на немедленное достижение и удовлетворение (что иллюстрирует пример пациента, внезапно решившего торговать медикаментами). Его интересы также мимолетны, они меняются в зависимости от настроения, потребностей или возможностей. Контекст эгоцентричных и изменчивых интересов не создает основы ни для высококачественной модуляции прихоти или импульса, ни для отсрочки немедленного удовлетворения. С другой стороны, если преобладает ориентация на немедленное достижение или удовлетворение, то, скорее всего, прихоть или импульс получит только отработанный набор средств для немедленного достижения цели. Конечно, это тоже интеграционный процесс, но весьма примитивный по сравнению с интеграционным процессом обычного человека.
Однако следует помнить, что в определенные моменты жизни импульсивный стиль может оказаться незаменимым. Например, если потребуется быстрое действие или выражение, будет очень полезна спонтанность. Хорошо известно, что многие импульсивные люди общаются спонтанно, и разговаривать с ними приятно и увлекательно. Часто они хорошо шутят, в отличие, скажем, от тяжелых, чрезмерно сознательных и туповатых обсессивно-компульсивных людей, и при хорошей интеллектуальной основе они бывают также сообразительными и занимательными. Несомненно, что многие настоящие и выдуманные «люди действия», люди, способные действовать быстро, без колебаний, относятся к этому стилю деятельности. Я постараюсь показать, какую роль в спонтанности играет модель когнитивной деятельности.
Импульсивная модель познания
Я уже упоминал о неумении импульсивных людей строить долговременные планы. Можно вообразить, что этот дефицит автономен и просто следует из склонности к быстрым действиям. Однако, как правило, в импульсивном стиле познания не подвергаются коррекции ни активная концентрация, ни способность к абстракции, обобщению и обдумыванию. Фактически познание импульсивных людей характеризуется недостаточным активным интегративным процессом, сравнимым с недостаточной интеграцией аффектов.
Сначала разберем так называемое суждение импульсивной личности. Любой, кто слушал ее суждение, скажет, что оно неглубоко; некоторые добавят, что оно «произвольно» или «безрассудно». Хорошо известно, что импульсивная личность способна впутаться в сомнительное дело или неподходящий брак. У такого поведения есть когнитивный аспект, связанный со склонностью действовать. Дело кажется ей замечательным, хотя все остальные сомневаются; жениться нужно только на этой девушке (хотя с ней едва знаком); и даже — как будет показано дальше — кажется, что удастся провернуть самое безнадежное преступление.
У сорокалетнего мужчины до начала психотерапии была богатая история разного рода импульсивных действий. Он в течение нескольких лет очень много играл; внезапно уходил с хорошей работы и часто выписывал фальшивые чеки. Это чередовалось с короткими периодами раскаяния, когда он заявлял (скорее с чувством, чем с убеждением), что такое поведение не доведет его до добра. Он описывал свои мысли во время выписывания фальшивых чеков следующим образом: ему казалось, что «каким-нибудь» образом он избежит наказания; «возможно», ему удастся получить деньги; а если нет, он «рассчитывал», что все как-нибудь обойдется. В действительности эти надежды никогда не оправдывались, и теперь он понимает, что они были тщетными, но в тот момент он думал именно так. Он добавил только, что «на самом-то деле он знал, что из этого выйдет».
50
Под моральным аспектом я имею ввиду, что мораль должна как-то подняться над психологической необходимостью. Правда, я не знаю, понимается ли обычно «терпимость» в этом смысле или в смысле «дозволенности».
51
Недавно Жан Пиаже провел подобный анализ «воли». Он полагает, например, что борьба с отвлекающими желаниями с целью продолжить работу основывается на том, что человек больше заинтересован в продолжении работы, а значит, воля зависит от существования долговременных целей и ценностей. Он подводит итог: «Иметь волю означает иметь постоянную шкалу ценностей… И наоборот, не иметь воли — значит иметь только нестабильные и мимолетные ценности, не иметь способности опереться на постоянную шкалу ценностей». Jean Piaget, «Will and Action»,