Теперь я хотел бы обратить внимание читателя на клиническую важность невротических стилей и некоторых других аспектов, которые можно назвать «формальным» взглядом на невроз.
Фрейд нас научил, что «имеют смысл» даже самые странные симптомы и самое необычное поведение. Сейчас мы твердо уверены в том, что эта странность только кажущаяся, и, когда становится известна вся история, все, что выглядело странным, становится понятным и даже кажется неизбежным. Наверное, главным последствием такого взгляда было открытие важного значения ранних инстинктивных влечений. За странностями можно обнаружить силы — подавленные или перенаправленные, но тем не менее существующие — и, обнаружив эти силы, мы видим, что такие странности оказываются простыми человеческими качествами. Структуры, ответственные за искажения, находили признание всегда (несмотря на противоположное утверждение Райффа), но за ними искали скрытые универсальные человеческие силы. Однако в последние годы интерес изучающих «психологию эго» обратился на сами структуры, и мы спрашиваем: «Как действует человек?» — а не только: «Каковы его мотивы?» Это не просто теоретический вопрос, он важен и для клинической практики. Ответ на него заставит по-другому взглянуть на невроз.
Рассмотрим один аналог. Предположим, мы наблюдаем, как индеец, человек малознакомой культуры, весьма сосредоточенно исполняет странный танец. Наблюдая за ним с изумлением, мы можем заметить, что сейчас стоит засуха, и, скорее всего, здесь находится сельская община; мы считаем, что, наверное, это молитвенный танец, вызывающий дождь, а может быть — и выражение страха. Наблюдая за ним внимательно, мы можем уловить определенные жесты, подтверждающие нашу догадку. Несомненно, в этот момент у нас появилось некое понимание того, что происходит. Но ограниченность такого понимания станет очевидной, как только мы обратим внимание на фермера-неиндейца, который тоже страдает от засухи, но не присоединяется к танцу. Ему эта жестикуляция даже не приходит в голову; вместо этого он идет домой и проявляет беспокойство. Индеец танцует не только вследствие засухи, но и потому, что он индеец. Его танец следует из определенных склонностей и способа сознания, из относительно стабильного склада мышления. Знание этих стабильных структур помогает лучше понять смысл его поведения.
Почти то же самое можно сказать о невротических симптомах и патологических чертах. Например, компульсивная личность заинтересована в том, чтобы сомневаться, тревожиться и совершать ритуалы. Динамическое понимание, неважно, насколько оно корректно само по себе, не может объяснить, почему она заинтересована именно в этом.
Компульсивный человек выполняет свои ритуалы не только из-за конфликта инстинктивной и контринстинктивной сил, но и потому, что он компульсивен, то есть вследствие наличия относительно стабильной модели мышления и познания, определенных склонностей и т. д. Здесь присутствуют не только виды деятельности, непосредственно связанные с конкретным действием или реализацией импульса, но и деятельность, связанная с восприятием импульса, потребности или аффекта. Иными словами, можно сделать вывод, что компульсивный человек ведет себя определенным образом под влиянием внутреннего импульса или внешней провокации не только благодаря определенной ответной реакции, но и благодаря определенному способу восприятия этого импульса или раздражителя. Именно здесь заключается клиническое применение невротических стилей. Стабильные формы деятельности служат причиной индивидуального перехода инстинктивного импульса (или внешнего раздражителя) в сознательный субъективный опыт, поведение и симптомы.[27]
Таким образом, интерес к выбору невроза оказывается не только теоретическим. Если мы пребываем в неведении относительно способов деятельности, из которых следует выбор невроза, наше неведение распространяется и на субъективный мир личности. Только в контексте субъективного мира или способов деятельности можно ясно понять индивидуальную важность ментального содержания. Ментальное содержание или некое проявление поведения — например, фантазия или симптом — не только отражают содержание инстинктивного импульса или контримпульса, но и являются продуктом стиля деятельности. Только поняв стиль и общие склонности мышления и интересов личности, можно воссоздать субъективное значение поведения или мысли. Одна и та же мысль или действие будут иметь абсолютно разное значение для разных людей, а самые разные действия могут иметь очень близкое значение. Не понимая этого, мы рискуем — это относится и к терапевтам, и к людям, которые проводят тесты — увидеть лишь книжное толкование, возможно верное, но далекое от настроя и восприятия конкретной личности. Я не хочу сказать, что мы совсем не понимали этого раньше. Но лишь формальный подход помогает помнить об этом постоянно.
27
На этом сделан акцент в теории Альфреда Адлера, в соответствии с которой субъективная важность события зависит от индивидуального «стиля жизни». Но, как я понимаю, понятие «стиль» в данном случае означает способ приспособления, благодаря которому человек достигает своих жизненных целей.