После смерти Марии Ивановны больной гомеостаз нарушился. Вера и Борислав разбрелись по комнатам - больше не нужно было сдерживать тошноту, ложась в одну постель.
Оля появлялась на пороге отцовского дома раз в год, переехав в Италию на ПМЖ. Дышать рядом с матерью после смерти громоотвода Верочкиной энергии стало просто невыносимо. Борислав стонал от старческих болезней, тихо изнывая в гостиной. По докторам не ходил, анализы не сдавал. Иногда столбенел от боли, не издавая ни звука. Мамина кровать пустовала. Верочка ютилась рядом на одноместном диване, надеясь по ночам, что приснится чудесно-пророческий сон, в котором мама оживет.
- Зоя, приезжай вечером ко мне, - набрала номер сестры.
- Сегодня занята, может, в другой день? - та не очень любила ездить в дом, где всегда была не родственником, а гостем, причем не очень желанным.
- Приедь сегодня, пожалуйста, - отозвалась сестра непривычно просящим, а не приказывающим тоном.
Зоя позвонила в дверь. Открыла женщина в халате и прилизанным немытым хвостом на голове. Без макияжа и в морщинах. В плюшевых серых тапках - такие обычно носят дети до трех лет. В квартире пахло едой, ибо кто бы и когда бы не вошел в дом, всегда должен был быть накормлен и напоен зеленым чаем, заваренным по идеальноправильной технологии, согласно вычитанному и заученному напамять рецепту в кулинарной энциклопедии древних китайцев.
Женщины присели на диван, Зоя достала из кулька провиант "к чаю", ибо стыдно приходить в гости с пустыми руками. Несмотря на кровное родство, нарастала неловкость. Тишина давила со всех сторон и пространство кухни с каждой секундой, ощущаемой часом, сжималось и слипалось. Стук молотка и звук сверлящей дрели у соседей немого разбавляли сестринскую далекость и ощущались неким оправданием, почему разговор не ладился - слишком шумно. Верочка сидела около получаса молча и пила горячий чай, периодически подогревая воду для заварки. Когда желудок максимально наполнился, преспокойно изрекла:
- Глиосаркома. Анализы готовы. Сомнений нет. Профессор, который маму оперировал подтвердил. Там целый консилиум собрался. Ну я же тоже не дура, в медицине целую вечность, надо было разные мнения выслушать. Ты ж помнишь, как маму не хотели лечить. Если бы не я, - Верочку несло в фармацевтические дебри собственного величия и значимости, из-за которых мама протянула дополнительных несколько лет в коме. Стоила ли та жизнь, чтобы жить? - Ой, что говорить, сама знаешь. Все как-то времени не было. Та и не болело ничего. А полгода назад обморок прямо у порога. Хорошо, что голову не разбила. Хотя, какая уже разница? - женщина долила кипятка в чашку и отпила.
- Ты о ком говоришь? - вопрос был очевидно тупым, но переварить диагноз сестры было слишком сложно.
- Господи, Зоя, у меня опухоль в голове.
- Как? - женщина пилила сестру взглядом, полным одновременно сострадания, непринятия и бессилия. - Сколько?
- Нисколько...
Зоя достала из кожаной сумки сигареты. В доме сестры никто никогда не курил, даже тайком, но какая теперь разница? По щекам текли слезы. Женщина вытирала лицо кухонным полотенцем, издающим коллаборацию запахов ветчины, гнили и бесхозяйственности, чтобы затянуться. Ее сестра умирает.
Следующим утром женщина выбирала овощи на местном базарчике у дома. На таких бабушки из деревень задешево продают выращенное на огороде и отобранное у куриц - все без ГМО и магазинных наценок. Верочка, опустившись у трехлитровой банки со свежим молоком, вдруг услышала знакомый голос. Звучало за спиной и немного вдалеке. Нет, не показалось - женщина обернула голову и увидела его. В длинном сером пальто, изрядно поседевшего, но очень ухоженного мужчину, которого когда-то любила. От которого когда-то отказалась. После которого ее глаза потухли.
Вера быстро отвернулась. Нагнула голову и вспомнила, как он ползал на коленях, умоляя бросить мужа. Как рядом с ним была женщиной. Как не смогла не изменить супругу, но сохранила верность собственной несчастности. Для чего эта встреча? Верочке вдруг стало больно, неловко, да и выглядела она значительно хуже той, с которой некогда любимый мужчина выбирал сейчас помидоры.
"От судьбы не уйдешь" - поставила банку с молоком и быстро ушла, чтобы не заметил тот, с которым так и не осмелилась любить, но таким дивным образом все же попрощалась.
ЧАСТЬ 2
Жила-была девочка. Она всегда доводила начатое до конца. Так надо.
Математику в школе ненавидела, но училась на пятерки. Поступили ее на экономический, где гуманитарный склад ума молил о помощи, но девочка нечеловеческими усилиями получила красный диплом и стала бухгалтером. Так надо.
Вышла замуж за соседского "приличного мальчика". Родила троих детей. Работала на 2-х работах, ибо супруг оказался еще более гуманитарным - он много думал, осмысливал эту бренную жизнь и искал ответ на вечный вопрос: "Кто я в этом тленном мире?" Порой нехватка пространства в однокомнатной 15-метровой гостинке для пятерых людей выводила из себя и хотелось выйти в окно, но девочка сдерживалась, принимая свой крест как должное. Так надо.
В центре комнаты располагался 3-местный длинный диван - предмет, подкрепляющий мыслительную деятельность. Мальчик с него не слазил, греясь жировыми прослойками как пледом, на месте которых когда-то был пресс. Рядом бегали отпрыски, записанные на девочку, чтобы получать дополнительный доход в виде пособия для матери-одиночки. Мелкие редкие однодневные подработки супруга воспринимались манной небесной, нисхождением святого огня в душную малогабаритку.
Мальчик вечерами бухал, матерился и орал на жену: "Ах ты ж! Работает она! Устает! Ты себя в этой жизни нашла, а я не смог". 15-й год мальчик сильно печалился по этому поводу, плакал и нажирался с каждым разом все больше.