"Почему его любят, а меня нет? Почему я тяну на своих плечах дом и ребенка, а он на всем готовом?" В особо тяжелые душевные времена, женщина одалживала бывшего мужа у новой пассии и покупала ему шмотки на местном рынке. Жаль было ободранца, хоть уже и не своего. А еще жальче себя, нелюбимую.
Годы безденежья, пьянства и безуспешных попыток кодировать, рукоприкладства, участкового, посещавшего жилище влюбленных систематически, ненависти, эмоциональной деградации и вселенской тоски закончились разводом, который больше всех порадовал маленькую Полю. Девочка стала спокойнее, и порой даже смеялась за ужином, слушая истории о мамином детстве, которые Зоя могла рассказывать часами - маленькой она часто попадала в передряги. Самой же Зое же было не до эйфории - пришлось решать вопрос жилья, работы и учиться жить одной. С последним было сложнее всего, ведь отделаться от мужчины физически проще, нежели душевно. Это, простите, как?
С утра накручивала кучери и наводила толстым слоем стрелки. Смотрелось ярко и комично, но в те времена крайне модно. Перепаленная химия на волосах, плиссированная юбка и коричневые туфли с черными бантиками на пятке величественно носили Зою между свободой, воспоминаниями о ее причинах и ощущением непривычного одиночества, которого можно было избежать. Ну руки распускает, ну и что? Миллионы так живут и ничего.
Трудилась где-попало - мыла подъезды, продавала тухлую селедку в магазине, шила баулы выезжающим массово евреям на ПМЖ в Израиль, что, кстати, приносило доход повнушительнее, нежели реализации рыбы. Позже ездила в Польшу торговать советским хламом - резиновые лодки, чешки и кеды, металлические кружки и, конечно же, водка. Треть бутылок уходила на "таможенный контроль", остальные продавались из-под полы пшекам, которые готовы были удавиться за копейку. Равно как и Зоя. Поэтому весь товар, привезенный в огромных неподъемных сумках, продавался под чистую вместе с водкой, цену на которую женщина не опускала принципиально. Стоять на рынке приходилось с утра до вечера, в результате чего женщина обзавелась несколькими обмороженными пальцами на ногах, часто напоминающими о себе болями даже много лет спустя.
Примечательно, что после развода у Зои выздоровели руки. С юности женщина страдала от дерматита, который активизировался во время любви с мужчиной, причиняющий моральные и физические страдания. Верхние конечности были похожи на разодранную красную тряпку, из дыр которой сочилась кровь. Кожа невыносимо чесалась, мази не помогали. Только после расставания с источником постоянной тревожности ручки всего за несколько месяцев приобрели человеческий вид. Долгие годы тело молило о помощи внешним уродством и болью, однако Зоя, как и большинство женщин, к этому не прислушивалась.
Кушать хотелось сильно, поэтому раз в месяц на протяжении нескольких лет Зоя закалялась на блошиных рынках другой страны, оставляя дочь на бабушку.
Теплые отношения со свекровью подкрепились болезнью, когда Лиля Николаевна поняла, что никому кроме Зои в онкологической агонии старушка, по сути, не нужна. Сын плевал на мать, а Зоя в болезни свекрови видела хорошую возможность реализовать себя в качестве необходимого элемента в чужой жизни. Не каждой дано искренне дружить со свекровью, тем более экс.
Покупала лекарства, носилась по аптекам, устраивала по больницам, общалась с врачами, выслушивая труднодоступную пониманию медицинскую терминологию, приносила тормозки с полезными и витаминизированными харчами, пока умирающая проходила химию. Лиля Николаевна, предвкушая скорую кончину, благодарила невестку и целовала ей руки, а Зоя абсолютно искренне отмахивалась, считая долгом делать добро. Ну, а как иначе? В номинации "Мисс бескорыстие" она получила бы главный приз от всех убогих и страждущих.
***
Зоя с удовольствием позаботилась бы и о собственной матери, но место "бескорыстного причинителя добра" было занято сестрой. Да и отношения "девочек" нельзя было назвать близкими и душевными.
Мария Ивановна забила на ее жизнь еще в роддоме, сестра упивалась собственной красотой и болезнями Оли. Зое ничего не оставалось, как смириться с данностью, заботясь о бывшей свекрови и надеясь на лучшую жизнь, которая когда-нибудь наступит.
В гости к маме Зоя не частила. Иногда приглашали, но ехать особо было некуда. У Верочки семья, вечно болеющий ребенок и недовольный жизнью муж. А мама... Мама так, прижилась как служанка на выгодных условиях. За еду, ночлег и слова благодарности за трату жизни на дочь и внучку.
- Чего ты не живешь у себя? Есть же квартира, - интересовалась Зоя.
- Что мне там делать одной? Тут Олю в школу и со школы, стирка-глажка, аптека, ужин. Та малохольная ночью приходит, а приготовить ее на завтра надо, - недоумевала мама.
- А чего малохольная? - пытаясь задеть за живое, спрашивала младшая дочь.
- А как иначе? Руки из задницы, ухаживать ни за собой, ни за ребенком не умеет. Летает в облаках. Юбок-кофточек понакупает за бешенные деньги и все тебе. А ты, мама, крутись и выготавливай кашу из топора. Тот же гроши домой приносит, жучит по гаражам все. Видимо, на похороны откладывает.
- То чего ж не уйдешь? Отцепись уже от них. Все взрослые, справятся. Напекла бы пирогов в воскресенье, позвала бы детей. Я бы пришла. Почему я никак не могу прийти к маме? - Зоя скрыла прилив воды в глазах, подсознательно понимая, что к маме не дойти и не достучаться.
- Я мало в жизни напекла пирогов?
- Предостаточно, но хочется, чтобы не только для Веры.
- Успокойся. Тебе тоже далось, что моглось. Ты молодая, дочь есть. Все хорошо.
- Молодостью болеют, но прогноз, к сожалению, благоприятный.
- Я устала от вас всех. Тому принеси, этому заштопай штаны. Как наймичка, - перевела тему мама на статус служанки. Когда печь не хочется, начинаешь оправдываться разными глупостями, вместо того, чтобы признаться в отсутствии желания.