- Успокойся, я сказала! Смени род деятельности.
- Зачем?
- А жрать ты за что будешь? - у мамы был талант - она умела обесценить чувства человека за секунду.
Полина отключила телефон, даже не попрощавшись. Высшая степень досады и беспомощности - говорить на родном, а слышать ответ от соотечественников на иностранном...
"Интересно, она любила бы меня, выучись я на юриста? Или родившись с другой внешностью, мировоззрением? Выйдя замуж не за Романа и родив девочку? Бросив курить? А холодильник вместо систематически прокисшего супа украсила Наполеоном собственного приготовления и домашними котлетами хотя бы изредка? Купив зеркала и развесив в каждой комнате, вглядываясь в собственную неотразимость? А если бы волосы покрасила в блонд или научилась копить деньги? Тогда бы ты меня любила, мама?"
Переварить очередную потерю работы и материнское отвержение Поля могла лишь эпистолярно-метафорически. Через пятнадцать минут текст был готов:
"Если б я умела летать, я бы свысока смотрела на ночной город, дышала им, а не людьми.
Если б я умела писать маслом, изобразила бы море и утонула в нем.
Если б я умела петь, я бы провыла мысленно песню на животном языке.
Если б я умела молчать, я б не слушала слов других.
Если б я умела смеяться, глаза бы вытекли слезами.
Если б я умела закрывать наглухо дверь, я бы не смогла открыть души.
Если бы я умела помнить все-все, я б забыла "если б..." навсегда".
Полина вышла на балкон и умостилась в любимом кресле, закурила. Солнце за окном плавно превращалось в розовую полосу над горизонтом. Летний ветер гулял вдалеке между деревьев и водителей, которые припарковали машины прямо под окнами. Этот же ветер изгонял табачный дым с балкона и создавалось впечатление, что сидишь на открытой террасе. Вдруг вдалеке появилась стая черных каркающих ворон. Птицы закружили над лесом, и Поля улыбнулась. Мама бы сказала, что это дурной знак, равно как и полная луна при открытых шторах, или черная кошка. Поля же воспринимала все явления и живое как есть, без дополнительного смысла. Сегодня все тайные и явные смыслы внезапно открылись, и вещи предстали таким, какие есть - унылая стареющая женщина, воюющая против всех в ожидании тех самых писем размышляла о любви. Ее никто не любил.
Взяла телефон и начала просматривать записную книгу с сотнями имен и номеров. Палец скользил по экрану без остановки. Звонить было некому.
Подруг нет - женщин Поля как-то недолюбливала. К чему эта лесть и дамская ложь, ведь человеческая неискренность асексуальна?
Любимого тоже - после развода не посчастливилось встретить мужчину, которого стоило бы оставить на ночь и познакомить с сыном. Флирт, пустые разговоры, секс без обещания позвонить - после тридцати в эти игры уже никто не играет. Лица стерлись, но каждый запомнился походом в ресторан, где заказав блюдо от шефа, получила бигмак. Хотелось ли ей любви и настоящего мужского начала? Да, но предлагали только половой орган. Женщина понимала, что прежде чем строить серьезные отношения с кем-то, надо построить такие с собственной головой. В противном случае, найдется тот, чей градус мигрени равен твоему. Задача не из легких, да и Поля больше не справлялась. Спектакль окончен - внезапно началась реальная жизнь, и стрелки часов останвились.
Она налила в бокал вина и закурила вторую. Закрыла телефонную книгу, набросала сообщение на первый номер в избранных. Залпом выпила, встала босыми ногами на кресло у окна и вышла.
Телефон просигналил о доставке сообщения: "Сынок, я люблю тебя".
***
Богдан вернулся из домой пораньше. Как всегда открыл входную, но никто не вышел встречать. В доме было тихо, отчего у мужчины зазвенело в висках.
- Марина! Соня! Куку!
Он окликнул жену и дочку еще раз, и тут же сорвался к балкону, дверь на который была широко распахнута. Он крепко закрыл глаза, боясь посмотреть вниз - мужчина сел на пол и застонал. Дышать было нечем, грудь сдавливало, а руки не слушали голову, подающей сигнал расстегнуть ворот белоснежной выглаженной рубашки. Мужчина был похож на собаку перед усыплением - знает, что будет, но агония по жизни уже началась.
Богдан очнулся от того, что кто-то лупит его по щекам и льет на лицо ледяную воду - испуганная жена старалась вернуть мужа в сознание.
- Я здесь, все хорошо. Слышишь меня?
- Где ты была? Где ты была?
- В магазин бегала за зеленью.
- Где Соня? - Богдан попытался встать, но ноги не слушались. - Где ребенок?
- У бабушки Зои, ты ж сам вчера отвез! Звонили пару часов назад - вареники лепят, приглашают на ужин завтра.
- Фу, помутнение какое-то. Прости, милая.
Марина, хрупкая женщина с длинными темными волосами глубокими карими глазами, курившая как паровоз и молчавшая большую часть жизни, ибо 100% интроверт, приподнялась. Она знала о матери Богдана, однако никогда не ковырялась в истории - у каждого своя боль, и нечего солить и без того пересоленную рану. Женщина принесла седативного, встала у широкого окна, глубоко вдохнула и наконец сказала:
- Я - не она.
- Знаю.
- И все же боишься, что сброшусь?
- Боюсь, что придумаешь для этого причину.
- Я даже высоты боюсь.
- Она тоже боялась.
- Что может быть страшнее высоты?
- Одиночество.