Борислав был скромнее супруги, надевая рубашку, брюки и оставаясь в тапочках. На отсутствие туфлей на мужчине никто не обращал внимания, так как в те годы было принято так выглядеть "при гостях", как бы мягко напоминая, что "не в сказке живем". Тем более, что ковры на стенах для утепления и сокрытия экономии, так как под них обычно обои не клеились, и рваный коричневый линолеум на полу подтверждали этот посыл.
На юбилеи и дни рождения от Верочка ждали индивидуально оформленных букетов и открыток, в которых в формате 2 на 2 сантиметра мог разместиться эпос или религиозная притча о духовном. При этом религиоведы или простые верующие, зачитавшие Библию до дыр, в жизни бы не нашли того, что женщина видела краем глаза или считала очевидным. Кому был дан талант глубокого осмысления действительности, чувствования прекрасного и публичных выступлений, чтобы раздосадовать и прослезить даже мертвого, так это Верочке.
К сожалению, ее тонкая душевная организация была непонята, непризнана и обесценена суровыми семейными буднями, где ребенок требовал лечения, муж сторонился нежностей, а мать ограничивалась хозяйственными вопросами.
Поэтому Верочка "погуливала" с другими мужчинами, тем более, что найти менингит на голову с ее внешностью и подачей было "как два пальца".
Видная красотка, умелица слова ловила восхищенные взгляды мужчин и дико кайфовала от интереса, вызываемого противоположным полом. Мужчины западали на нее мгновенно, ибо энергетика неудовлетворенной внутренней страсти и женственности невидимым клеем цепляли всех.
- Мне нужно отлежаться, - просила Вера сестру выделить ей диван и время для уединения после аборта от очередного бандюка, который так и не узнал, что от него могло быть потомство. У Зои уже имелась отдельная квартира, семья и глубокое человеческое сострадание к несчастной.
- Я на работу уйду, а ты полежи. Может, лекарств надо? Тебе выписали?
- Нет, уходи, - нервно сквозь зубы шипела Вера, явно недовольная результатом запретной любви.
- Я вечером буду. Если что, звони в скорую, я соседку предупредила, что у меня сестра болеет.
- Что ты ей сказала?
- Ничего не бойся, никто не знает. Зачем ты так поступила?
- Что ты понимаешь в любви, дура?
- Поматросил же... - Зоя глубоко вздохнула и укрыла сестру пледом.
- Тебе не понять, - Вера накрылась с головой и отвернулась.
Женщина отлеживалась, а Зоя спешила вечером домой и тащила сумки с витаминами - фруктами и костями для бульона. Кости в те времена были лакомством, правда, за ним не нужно было выстаивать длинную очередь, когда на половине отстоянного, предварительно договорившись со стоящим сзади, что обязательно вернешься, узнавать, что дают! Многие участники очереди не понимали сути собрания, но реалии жизни убеждали, что стоять необходимо. Однажды так Вера выстояла с утра до вечера два зеленых свитера с черными полосками у манжетов. Они оказались качественными и красивыми, потом передавались младшим по наследству. Возможно, сейчас, если потрусить старый платяной шкаф, оттуда вывалится один из них.
Женщина ничего не выбрасывала, бережно хранила обноски, а новые покупки старалась не распаковывать и бирки не отрезать. Все ждала подходящего времени или случая, чтобы надеть или постелить в праздник.
Жизнь шла, а ценники затирались - подходящих случаев оказалось не так уж много. Но Верочка все равно ждала настоящую жизнь завтра, а сегодня - подготовка ежиков к зиме.
Однажды все же случилось срезать бирку с красивого бирюзового платья, чтобы пойти на свидание - Верочка крепко влюбилась, и взаимно.
Женат. Двое детей.
Человек оказался порядочным, добродушным и с далеко идущими планами. Настолько далеко, что через пару месяцев после знакомства подал на развод и потерял тепленькое чиновничье местечко из-за неблагонадежности. Нельзя было изменять жене без ведома партии. Вера же после двухлетнего романа за спиной у мужа и заманчивой перспективой сменить его на другого предложением и кольцом от любимого, пошла на попятную.
Об этих отношениях знали все - Борислав, 16-летняя Оля, Мария Ивановна и Зоя. Ждали, что как-то рассосется. Любовь не рассасывалась, а решение требовалось уже сейчас.
"Ну и на что ты меня содержать будешь? Разведешься - я приму сторону отца!", - боясь остаться без папиных скудных, но все же денег, говорила дочь.
"С Бориславом налажено, привычно, ребенок растет. К тому же, в гараже клад хранится - на правнуков хватит. А с тем что? Бросит, одна останешься! Остепенись, малохольная!", - в страхе остаться без семьи, где в ней нуждаются, говорила мама.
Борислав резал больно и один раз, очерчивая Верочкины перспективы после развода: "Я тебя на улице оставлю с больным ребенком. Ни копейки не получишь на свои платья и помады! Сдохнешь под забором в нищете, так и знай!"
С Зоей не советовались.
Вера остро нуждалась в мужчине. Вот приходилось искать компенсации на стороне: надевать лучшее платье, чтобы нравится, хохотать на празднике громче всех, чтобы обратить на себя внимание, спать с мужчинами, которые тебе не принадлежат. Тогда хотя бы на час, потершись об очередного кобеля, который в качестве прелюдии предлагает восторженно-похотливый взгляд, обрамленный в вербальную банальщину, возникает ощущение правильности жизни, ведь эта штука должна быть в кайф.
А потом оказывается, что измена - это не столько поиск лучшего, а вуалирование того, что когда-то выбор был сделан в пользу худшего. И не каждый готов признать ошибку, тем более, что маминым голосом звучит: "Послушне телятко двох маток ссе". Значит, менять устоявшуюся жизнь на неведомо что нельзя. Вера прекратила роман.