В следующем случае лечащий врач смог ограничиться психотерапевтическим методом парадоксальной интенции.
Вильгельм К. (Неврологическая поликлиника, 89/1956), 40 лет. Семнадцать лет назад его вдруг обуял страх, что он сойдет с ума. Его охватил необоснованный страх, незнакомое ему чувство, и оно привело его к следующей мысли: «Так, значит, человек и сходит с ума». После того как это случилось, он вызвал скорую на место службы (пациент по профессии районный полицейский инспектор), сообщив, что у человека произошел нервный срыв и его надо забрать. Врач дал ему капли валерианы и отвез домой. «С того дня я жду, что сойду с ума. Я жду, что сделаю что-то, что делают сумасшедшие: разобью окно или витрину. Если я один с ребенком, то боюсь его убить. “Кто тебя сейчас остановит, – спрашиваю я себя, – если ты сойдешь с ума и убьешь ребенка?” Я боюсь мостов и открытых окон, потому что боюсь, что из них выпрыгну. Я боюсь, что брошусь под встречный автомобиль или прибывающую электричку. В конце концов, я боюсь, что застрелюсь. На улице я боюсь, что со мной случится инфаркт, инсульт или бог весть что еще. Иными словами, я боюсь, что я так разнервничаюсь, что меня хватит удар. Всего этого я жду уже 17 лет. Я наблюдаю за собой, не могу себя забыть». Помимо этого, мы наблюдаем у пациента скрупулезность, навязчивые мрачные мысли, навязчивый счет и сложный ритуал чтения. «Я со всем хорошо справляюсь, на службе все гладко, без трудностей, без напряжения, с браком все отлично, семейная жизнь хорошая, дети не доставляют забот». Пациент дважды проходил лечение в стационаре в неврологических учреждениях. Полтора года ходит на психотерапевтические сеансы к врачу, специализирующемуся на индивидуальной психологии. Сеансы проходят три раза в неделю. «Был обнаружен комплекс неполноценности в связи с рыжим цветом волос и потребность в признании». В качестве терапии мы побуждаем пациента к тому, чтобы он посмотрел – даже посмеялся – своему страху в лицо. С помощью парадоксальной интенции пациент может выбить почву из-под ног страха.
Можно проследить[153], что типичное невротическое навязчивое повторение восходит к недостаточному ощущению очевидности[154], а навязчивый контроль – к недостаточной инстинктивной безопасности. По праву Штраус указал на то, что невротика с симптомом навязчивости характеризует неприязнь ко всякой условности. Не менее характерна, на наш взгляд, нетерпимость ко всяким случайностям. Никакая информация не должна быть случайной, и никакое решение не должно быть условным. Все должно быть четко определенным и оставаться таковым. Невротик с симптомом навязчивости хотел бы все доказать, включая и то, что рационально не доказуемо, например собственную экзистенцию или даже реальность внешнего мира. Реальность внешнего мира так же неоспорима, как и недоказуема.
Недостаточность когнитивную, касающуюся познания, невротик с навязчивостью пытается компенсировать своей сверхуверенностью, а недостаточность относительно надежности решений – сверхобязательностью. В когнитивной области доходит до гиперрефлексии, навязчивого наблюдения, в то время как в области решений возникает гиперакузия совести. Малейший шепот совести пациент воспринимает как ее крик.
Невротика с навязчивостью переполняет фаустовская напористость, воля к стопроцентной уверенности, борьба за получение абсолютно точной информации и принятие таких же решений. Словно Фауст, такой человек терпит поражение, чувствуя, что «для человека нет совершенства».
Однако он не бросает свою борьбу за стопроцентно надежное познание и принятие стопроцентно правильных решений, ведь так же, как при неврозах страха, тревожность конкретизируется и концентрируется вокруг содержания и предмета как ядра конденсата, так и при неврозах навязчивости абсолютизм сокращается до pars pro toto[155] (Бильц). Он ограничивается псевдоабсолютным. Послушный ребенок довольствуется абсолютно чистыми руками, усердная домохозяйка довольствуется абсолютно чистой квартирой, работник умственного труда удовлетворен абсолютным порядком[156] на письменном столе.
С точки зрения терапии для невротика с навязчивостью важно построить золотой мост, который в итоге приведет к самоуничтожению рационализма. С собой мы даем пациенту ключ: самое разумное – не желать быть слишком разумным.
156
Один наш пациент выразился следующим образом: «Мое “святилище”… – это комната, которую могу убирать и в которую могу входить только я. Все вращается вокруг порядка и чистоты упорядоченной мной материи, которая служит не мне, но которой служу я».