Она хотела пойти домой, до него было всего ничего. Можно было срезать дворами, но так идти было боязно да и можно влипнуть, если где-то ворота закрыты. Пошла по безопасным улицам, и через десять минут обнаружила, что стоит перед решеткой Летнего сада.
Сад был уже закрыт, но Сима помнила место, где легко можно перебраться через ограду. «И считайте меня ненормальной», – сообщила она тихо, почти про себя, городу, оставшемуся за решеткой. Сейчас она чувствовала себя свободной. Это город был в заключении, а Сима Иванцова и весь Летний сад, пустынный и мрачный, были свободны, как ветер в поле.
Говорили, что здесь ночью иногда собираются какие-то странные люди – не то панки, не то рокеры, не то сатанисты. Мама, которая не видела различия между всеми этими, как она старомодно выражалась, «неформалами», пришла бы в ужас, узнав, где сейчас бродит ее дочь. Впрочем, никаких сатанистов не было видно – зато по улице, вдоль ограды, не спеша шел человек в форме. Сима застыла на месте. Милиционер прошел мимо. Она выдохнула осторожно, стараясь не смотреть ему в спину – вдруг почувствует. Сердце билось, как безумное. Девушка ощущала себя матерой преступницей. Служитель закона продолжил свой путь. Кажется, он тоже был немного пьян и без кобуры. Наверное, не при исполнении.
Она выбралась на аллею. Над ухом противно гудел комар, Сима наугад хлопнула себя по щеке. Почувствовала на руке кровь. Деревья над ее головой тревожно шумели. Сима пыталась вспомнить, как сад выглядит днем. Это оказалось не так просто. Словно это были два совсем разных места. К тому же небо затянуло темными низкими облаками, как перед грозой, и стало совсем мрачно. Под ногами похрустывал песок.
Она ускорила шаг, уверенно выбирая дорогу в темноте. Словно кто-то подсказывал ей правильный путь. Статуя белела во мраке, поджидая ее – старую знакомую. Серафима обрадовалась, словно изваяния могло не оказаться на месте. Что-то зашуршало в траве рядом, а потом шмыгнуло через дорожку, задев ее ноги. Мохнатое. Сима подпрыгнула и едва сдержала крик. Обернулась и увидела, как в темноте мерцают глаза.
Кошка. Это, наверное, кошка. Ей тоже, должно быть, страшно из-за надвигающейся грозы. Наверху, за тучами, глухо пророкотало. Серафима поежилась и подошла ближе к статуе, чувствуя спиной, что кошка по-прежнему следит за ней. Она прикоснулась к руке статуи и ощутила под пальцами выпуклость камня. Огранка была старой, теперь так не гранят. Сима провела много времени за книгами и в теории ювелирного искусства могла дать фору многим его знатокам.
Она шмыгнула носом и сама устыдилась. Удивительное все-таки существо человек – в такой момент думать о манерах! Или это только она такая дурочка?
Сима посмотрела в мраморное лицо.
– Отдай! – попросила она. – Оно мое. Я знаю!
Кольцо едва заметно поддалось. Сима тихо вскрикнула от радости и, стараясь не смотреть больше в лицо статуи, потянула сильнее. Через мгновение перстень оказался в ее ладони. Она сжала кулак, закрыла глаза и снова открыла ладонь, не веря в то, что случилось.
Снова что-то прошуршало за спиной. Кошка, если только это была кошка, подобралась поближе. В стороне за кустами замерцала еще одна пара глаз. Зато огни, прежде видневшиеся вдали за деревьями, огни города исчезли совсем. Может быть, электричество отключили? Сад неуловимо менялся, она почувствовала, что она здесь не одна, что из темноты на нее смотрят…
Что теперь?! Сима хотела повернуться и побежать прочь из этого места, ставшего не только странным, но и очень страшным. Сжала перстень в кулаке и нетвердыми шагами стала отступать. Она боялась повернуться к статуе спиной, боялась взглянуть ей в лицо. Почему-то она была уверена, что та сердится. Но ведь она сама, сама отдала!
Снова взглянула на перстень и увидела, что он теперь мерцает в ее ладони, словно жук-светляк, которых она видела когда-то в Крыму. Сима торопливо стала надевать перстень, он был тяжелым – не сравнить с теми колечками, которые ей доводилось носить. Но на руке – а пришелся он странно впору на ее худом пальце – перстень оказался легким, почти невесомым. И стоило надеть его, как появилось чувство уверенности, что ничто и никто теперь не сможет, просто не посмеет ей угрожать.
Шорохи вокруг стихли, она оглянулась победно – никаких мерцающих глаз, никаких шмыгающих теней. Не верилось, что она сделала это – может быть, она просто спит? Задремала в квартире у Раевского и сопит сейчас в две дырки, упиваясь волшебным сном?! Она хотела ущипнуть себя за руку, но в этот момент в конце аллеи показался яркий свет. Это был солнечный свет, она чувствовала дыхание ветра – теплого, ласкового ветра. В центре светлого круга находилась человеческая фигура, и чем ближе она подходила, тем светлее становилось вокруг.
Серафима вглядывалась напряженно, боясь сделать шаг навстречу, боясь спугнуть видение. На ее глазах выступили слезы, Сима смахнула их, пытаясь разглядеть этого человека. Нет, это был не Володя, но почему-то она испытала облегчение.
Незнакомец вел в поводу коня, к седлу которого были приторочены походные сумы, тяжелый меч и доспехи. Странно было видеть, как он проходит мимо, не обращая на нее внимания. Словно не видя. Но ночная тьма вокруг Симы совсем рассеялась, уступая место полуденному свету. Летний сад растворился без следа в воздухе, пронизанном теплыми солнечными лучами и напоенном запахом травы и полевых цветов. Сима стояла в трех шагах от дороги, рядом с кустом дикого шиповника, над цветами которого сновали деловитые шмели.
– Подождите! – крикнула она. – Постойте!
Человек бросил взгляд через плечо и замер. Конь переступал с ноги на ногу, отгоняя назойливых насекомых. Вокруг расстилались зеленые луга, вдали, на горизонте, за низкими холмами темнел лес, к которому вела эта дорога. И больше вокруг не было ничего – только луга, холмы и лес. И человек, одетый в стиле раннего средневековья, однако при этом совершенно не похожий на актера.
Незнакомец оставил поводья и подошел к ней по траве, вспугивая кузнечиков. Он был молод, но глаза его были глазами старика. Симе стало страшно, словно она повстречала одного из тех сказочных колдунов, что могли притворяться молодыми красавцами. «Здесь все может быть, – подумала она. – И я все-таки, наверное, сплю».
Человек цепко оглядел ее наряд, вероятно, столь же неуместный в этом мире, сколь неуместно и театрально выглядел бы его костюм в Петербурге Симы Иванцовой. Но он почему-то не удивился. Взгляд его изменился, только когда он заметил перстень на ее руке.
– Ты нашла его?! – спросил он.
В его речи слышался легкий акцент, который обычно бывает у людей, долгое время проживших вдали от родины.
– Да, – сказала Сима.
Она опять испугалась, решив, что он может за-брать перстень, и чувствуя в то же время, что странный человек имеет на это право.
– А оно ваше? – спросила она. – Кольцо?
Человек посмотрел ей в глаза и вдруг улыбнулся.
– Это неважно! – он кивнул головой в сторону коня. – Идем!
– Куда?! – спросила Сима, торопясь за ним.
Она все еще боялась его и одновременно боялась, что он исчезнет, оставив ее одну здесь.
– Это тоже, в общем-то, неважно! – сказал человек, отвечая на ее вопрос. – Дорога одна!
«Где-то это уже было, – подумала Серафима. – Алиса и Чеширский кот. Примерно столь же продуктивный диалог». Она медленно и осторожно, но все-таки забралась в седло – это оказалось не сложнее, чем перебраться через ограду Летнего сада. «Теперь главное не свалиться», – решила девушка. Она почувствовала, что становится жарко, и сняла куртку, оставшись в веселеньком свитере с котенком.
– У тебя, наверное, много вопросов. Я расскажу тебе свою историю, – пообещал незнакомец, – но только после того, как услышу твою.
– Кви про кво? – спросила она. – А почему я должна что-то рассказывать?!
Он пожал плечами, не оборачиваясь.
– Дорога длинная!
Серафима помолчала.
– Я даже не знаю, как вас зовут! – сказала она.
– Юджин… Евгений – поправился он. – Евгений Невский, граф Ддейл, к вашим услугам.