– Ты знаешь, – вкрадчиво продолжила она, – у Моисея вообще-то назревает проблема, я думала сначала поговорить с твоим отцом, но ведь у тебя больше связей…
Проблема, как оказалось, была в ОБХСС, заведшем дело на Наппельбаума. Дина как раз намеревалась заказать ему очередной туалет, но теперь об этом не могло быть и речи.
– Какие могут быть вопросы у ОБХСС к этой лавчонке? – спросил, не подумав, Переплет.
– Это для тебя – лавчонка, – объяснила раздраженно Дина, – только через нее проходят очень приличные деньги. А вопросы… Не знаю – может, материал у них краденый!
Акентьев развел руками: мол, ничего теперь не попишешь. Неведомый Моисей Наппельбаум и его проблемы Переплета не могли волновать.
– Вот ведь бедный старик, – Дина иногда впадала в сентиментальность, особенно когда дело затрагивало ее интересы. – Сначала избили, теперь такие неприятности… Как ты думаешь, он выкрутится? Может, у него какие-нибудь знакомые наверху?
– Наверняка весь мировой сионизм поднимется на защиту этого твоего Наппельбаума! – язвительно проговорил Акентьев. – А откуда ты о нем столько знаешь – вы там что, чаи гоняете между делом?
– А ты ревнуешь? – усмехнулась Дина. – Кстати, там ведь работает твоя одноклассница.
– Где, у этого Моисея? – спросил удивленно Переплет.
– Ну да, так мне Владимир Васильевич сказал! Альбина… Кстати, очень странно, что ты Алю так все время называешь – может, влюблен был когда-то, а?! Я ведь женщина умная, все пойму. Девочка, правда, так себе – блеклая какая-то. Не твой тип, правда, Саша?
Она пристально посмотрела Акентьеву в глаза. «Этого еще не хватало», – подумал про себя Переплет.
И пожал плечами – понимай, как знаешь!
Тем же вечером, когда Дина убралась к подругам, Переплет позвонил отцу. Сам он уже достаточно хорошо ориентировался в городском аппарате и знал, кто может помочь в таком деле. Прежде, однако, он хотел посоветоваться. «Действовать лучше опосредованно», – решил он. Он только укажет, к кому следует обратиться, а дальше пусть отец подключит свои собственные связи. Ну а если не выгорит, придется лично вмешаться. Пока же подставляться рано.
Домовой хмуро разглядывал электробритву. Вот уже вторые сутки, несмотря на все его усилия, прибор категорически отказывался работать. Вадим попытался разыскать гарантийный талон, но тот исчез бесследно. В прежние времена Гертруда Яковлевна занималась хранением всех этих нужных бумажек – талонов, квитанций, чеков. Сам Иволгин засовывал их куда попало. Впрочем, в магазин он бы все равно не пошел. Вадиму казалось неудобно устраивать разбирательство из-за такой мелочи, как бритва.
К тому же он вспомнил, что и срок гарантии должен был уже закончиться, а значит, вопрос снимался окончательно.
Он поискал старую отцовскую – кажется, она валялась где-то на антресолях. Однако после того, как на антресолях похозяйничал Марков, найти там что-либо стало совсем невозможно. Вадим покачал головой. Может, и так сойдет? Провел рукой по подбородку. Ох, как не любила Верочка даже эту мягкую щетину – посему Вадим не стал прижиматься к ней щекой, как обычно, а ограничился поцелуем в лоб. Но, в конце концов, жили же люди без электробритв – обойдемся обычным станком.
С недавним отъездом Кирилла жизнь Вадима Иволгина потекла своим чередом, только стала эта жизнь не в пример тоскливее. Он изо всех сил боролся с меланхолией, усугубленной совершенно неподходящим в его положении чтением. Медицин-ская довоенного еще издания энциклопедия, которая была вытащена на свет божий во время Верочкиной болезни, пугала впечатлительного Домового жуткими болезнями, симптомы которых он начинал незамедлительно обнаруживать у себя. А вот Маркова, как он помнил, страшная книга очень интересовала, особенно та ее часть, которая касалась различного рода травм и тяжелых заразных болезней. Можно было подумать, что Кирилл не на гастроли отправляется, а куда-то в далекие тропические страны, где бессмысленно рассчитывать на медицинскую помощь.
«Опустела без тебя земля», – мурлыкал Вадим в усы, подпевая приемнику на кухне, и тут же суетливо плевал через плечо. А вести от путешественника приходили редко – то телеграмма, то открытка. Лаконичные строки и ничего между строк.
Как это обычно бывает, когда кончаются деньги, – проблемы, прежде не беспокоившие Вадима, стали напоминать о себе все чаще. Закон подлости. Почему-то в жизни чаще всего торжествует именно этот неписаный закон, независимо от времени и государственного строя. А ведь если бы Никита Сергеевич держал слово, то Вадим Иволгин жил бы сейчас при коммунизме и не мучился денежным вопросом. «Так и становятся диссидентами», – подумал он, глядя на злополучную бритву. Но на диссидентство у Домового просто не было времени.
И если бы дело было только в этой проклятой бритве!
Вадим был уверен, что рано или поздно ее починит. Как только решит вопрос с утюгом, который, по всей видимости, решил переквалифицироваться в обогреватель – как-то утром его пластмассовые бока оплавились раньше, чем Вадим заметил, что происходит. Вскрыть утюг не удалось – видимо, внутри все уже спаялось намертво. И запас глаженых рубашек теперь быстро таял. С брюками было просто, по студенческой привычке – намочить и под матрас. С рубашками все было гораздо сложнее, пришлось в конце концов занять утюг у соседа.
Один из героев Рабле знал шестьдесят три способа добычи денег. Спустя века Остап Бендер говорил уже о ста – явный прогресс. Однако все эти способы мало подходили законопослушному Вадиму. Оставалось только выиграть в лотерею или найти кошелек с деньгами. Только кошелек он непременно отнес бы в бюро находок, а в лотерею Домовому никогда не везло. Значит, оставался труд честный.
Тут возникала другая очевидная проблема – не с кем было оставить Верочку. Впрочем, в любом случае его академический отпуск подходил к концу, так что с дочкой нужно было что-то придумывать, даже если бы Вадим купался в деньгах. И выход был только один, подсказанный и жизнью, и сестрицей Ленкой, которая теперь звонила регулярно – примерно в полдевятого вечера, когда Вадим заканчивал смотреть с дочкой «Спокойной ночи, малыши!». После передачи телевизор обычно выключался – Иволгин, убедившись, что советские средства массовой информации игнорируют успехи Кирилла Маркова, перестал смотреть программу «Время». Правда, жалобы Ленки на неудобства, связанные с беременностью, были ненамного интереснее репортажей о битвах за урожай или качество, перемежаемых выступлениями чернокожих послов из дружественных стран.