– Дай угадаю, – сказал Вадим, припоминая названия европейских курортов. – Ибица, Мальта!
– Все равно не угадаешь! – Марков заключил друга в объятия, такие крепкие, что Домовой едва не задохнулся.
Гертруда Яковлевна, выглянула из кухни в фартуке – радушная хозяйка, которая готова была принять именитого гостя.
– Ты насовсем?! – спросил Иволгин, и столько в его голосе было неподдельной радости, что Кирилл почувствовал себя неловко из-за того, что вынужден был ответить отрицательно.
– Нет, Вадим – наоборот! – сказал он. – Знаешь, мы с Джейн… Ах, да ты же ничего не знаешь!
В течение ближайшего часа Домовому предстояло узнать многое о жизни Маркова за последние месяцы. То, что Кирилл не считал возможным излагать письменно, опасаясь цензуры.
– Значит, вы теперь вместе? – Вадим был чертовски рад это услышать.
Иволгину уже начинало казаться, что все они обречены на любовные неудачи, словно кто-то еще в студенческие годы наложил на них соответствующее проклятие. После встречи в Югославии Джейн и Марков расстались ненадолго, чтобы окончательно воссоединиться месяц спустя. В театре Кирилла произошел раскол – обычное дело в художественной среде, над которой к тому же больше не властен был дышащий на ладан партийный контроль.
Джейн, которая до той поры не пыталась вмешиваться в его профессиональную деятельность, свела Кирилла с одним из известных европейских импресарио.
– Ух ты! – Вадим покачал головой. – Только не говори мне, что отказался от миллионов!
– Ну, о миллионах речи не идет! – сказал Кирилл. – Но отказываться я и правда не стал! Надеюсь, ты простишь меня!
Вид у него был несколько виноватый.
– Простить за что?! – Домовой недоумевал. – Я так рад за тебя, Кира! Я и представить себе не мог, что все так получится.
Марков обнял его. Была какая-то вопиющая несправедливость в том, что он получил все, а Домовой при всех его несомненных заслугах остается несчастным, а это он ясно читал в глазах друга. Впрочем, воссоединение с родителями можно было считать за добрый знак.
– К своим не заглянешь?! – после свершившегося примирения с родителями Иволгин всерьез задумывался над тем, как бы восстановить мир в семье товарища.
Марков ничего не ответил, только покачал головой с печальной улыбкой и стал разбирать пакет с подарками для Вадима и Верочки. Время от времени он поглядывал на часы.
– Уже возвращаешься?! – спросил растерянно Иволгин.
– Сначала нужно в Москву. Ты не представляешь, сколько бюрократической мороки с этими театральными делами – у меня уже в глазах рябит от справок и печатей.
Он не стал перечислять всех столичных бюрократов, которых предстояло посетить и подмаслить, но объяснил Вадиму, что большинство разрешений, необходимых ему, можно было легко получить благодаря взяткам и только им.
– Можно было бы к Альбине заглянуть… – пробормотал Домовой.
– Как я мог забыть! – пробормотал Кирилл и стукнул себя по лбу. – Он же просил узнать… Как там Альбина?
Иволгин пожал плечами.
– Кажется, все в порядке. А кто, если не секрет, хотел узнать о ней?!
Марков попытался скрыть смущение. Было похоже, что он сказал лишнее, и запоздалый ответ это подтвердил.
– Джейн! – сказал он. – Джейн просила!
Вадим подумал, что Марков слишком быстро забыл русский язык и путается в окончаниях глаголов. Но говорить ничего не стал.
Марков снова посмотрел на часы. Билет был уже заказан.
– Еще уйма времени! – сказал он. – Идем! Проводишь, а то у меня чувство, что мы еще не скоро увидимся… И знаешь, в последнее время предчувствия меня не обманывают.
– Послушай, – спросил Вадим, когда они вы-шли на улицу, – ты ведь был там, в Англии?…
– Почему ты так решил?! – Кирилл стал необыкновенно серьезен.
– Я… – Вадим и сам не знал, что на это ответить. – Мне так показалось!
Погода была не лучшей для прогулок – ветер налетал порывами, но друзья не замечали ничего. Вадиму казалось, что времени на встречу им отпущено недопустимо мало. В мерцании синеватых, словно отсыревших фонарей Невский проспект вы-глядел как-то непривычно, словно выхваченный из потока времени. Возле самого Гостиного двора их обогнал человечек в странном черном балахоне, похожий на взъерошенную птицу. Заметив Маркова, он остановился, повернулся к ним и, улыбнувшись, поклонился каким-то замысловатым старинным манером, прежде чем исчезнуть в подземном переходе.
– Кто это? – спросил Иволгин, рассмеявшись. – Член секты, поклоняющейся Кириллу Маркову?
– О ком ты говоришь? – спросил Марков.
Вадим взмахнул рукой, показывая в сторону перехода.
– Об этом шуте в черном, который тебе сейчас кланялся!
– Странно, – сказал тихо Кирилл. – Я никого не видел!
Иволгин пожал плечами.
– Может быть, не заметил, – сказал он.
– Может быть! – согласился Марков. – Может быть…
Той осенью Иволгин заканчивал вечернее отделение ЛИВТа, днем приходилось подрабатывать. Сначала, по примеру однокурсников, он пытался пойти в грузчики, однако затеянный с бригадиром диспут о технике безопасности лишил его этого заработка. Вадим почти устроился в часовую мастерскую, но там платили сущие крохи, к тому же вскоре Альбина, узнав о его проблеме, через знакомых мужа пристроила Домового в мастерскую по ремонту бытовой техники.
Мастерской суждено было вскоре превратиться в ремонтный кооператив – закон об индивидуальной трудовой деятельности стал первой ласточкой реформ. Или может быть, вороном – одним из тех, что слетаются на запах мертвечины. Кому как! Вадим относился к жизни философски – в его положении на пустые разговоры о прошлом и будущем все еще советского государства просто не оставалось времени. Вадим жил настоящим.
Впрочем, появление талонов на продукты было трудно не заметить, посылки, которые стали регулярно приходить от Маркова, выручали, но было бы странно просить Кирилла выслать килограмм-другой сахара на варенье или сигареты для отца. Приходилось выкручиваться – Домовой выкупал драгоценные талоны у местных алкашей, чувствуя себя при этом почему-то крайне неловко. Алкаши теперь приветствовали его на улице и норовили пожать руку. Об этом он тоже писал в длинных письмах Маркову, не будучи, впрочем, уверен, что они попадут к адресату. «Интересно, – думал он иногда, – просматривают их в комитете, или там уже давно махнули рукой и на меня, и на Кирилла?»