— Честно сказать я об этом не думал, никогда не рассматривал ее как женщину, только как родственницу.
— А мне твоя Маруся очень нравится, — произнёс Николай просто, обыденно, словно сообщил о каком-то пустяке.
Григорий не ожидал такого откровения и даже растерялся
— Вот уж не думал, что можно прямо, открыто, без обиняков, сказать, что моя Маруся очень нравится кому-то. Ну, и что мне тоже нравиться! Дальше что?
— Давай меняться женами.
— Как это меняться, я не понял.
У Григория от удивления широко открылись глаза, и отвалилась челюсть. На несколько секунд в комнате воцарилось гробовое молчание. Он машинально взял со стола стакан поднес ко рту и, не глотая вылил туда водку, затем уткнулся лицом в согнутый локоть. Медленно поднял голову, лицо его застыло, глаза влажно заблестели.
— Меняться? Ты что Николай, смеёшься? Как это меняться! Она что вещь какая-то? И вообще, мне не нравиться этот разговор.
— А мне нравиться! Я тебе за твою Марусю дам еще две тысячи рублей.
— Подожди, подожди две тысячи, «новыми» деньгами? Это же сумасшедшие деньги. За что? Наши жены сестры, не разлей вода, одеваются одинаково, думают тоже одинаково, да и похожи как близняшки. Не пойму зачем меняться, да еще и деньги платить. По-моему, тебе хмель ударил в голову, несёшь несусветную чушь. Пошел ты к» Бобику под хвост» с такими предложениями, — грубо с обидой в голосе произнес Григорий и отодвинулся от стола. — Ты за этим меня и позвал? Пить больше не буду, домой ухожу.
Григорий встал, пошатываясь, двинулся в коридор, накинул на плечи плащ и, не прощаясь, выел во двор.
Шел и думал: «Надо же такое придумать! Меняться женами. Да я свою Машеньку ни за какие тыщи не променяю! Сегодня вечером расскажу ей, вместе посмеемся над пьяной выходкой Николая».
Придя домой, он прилег на диван, успокоился, захрапел, а проснувшись, забыл об этом разговоре.
После ухода Григория, Николай убрал со стола посуду с остатками пиршества
— Значит, я ошибся! Нина мне не изменяет! Хотя если вспомнить весь разговор, все ли так однозначно? От чего Григорий так сильно разволновался? «Чует кошка, чье мясо съела!» Нет, что-то между ними есть! Надо внимательно присмотреться к их отношениям. Повыспрашивать Нину о Григории, только осторожно, чтобы она сразу не догадалась.
Николай стал ходить по комнате, продолжая размышлять: «Моя жизнь не может быть спокойной, пока я не узнаю правду».
Разговор с Ниной произошёл у Николая совсем не так, как он планировал. Выпытывать ничего у нее не пришлось. В тот день на завтрак она приготовила блины. Напекла их, сложила на плоскую тарелку и получилась целая горка.
— Ребята придут из школы, будет, чем им полакомиться, да и нам хватит.
Нина наполнила блюдце сметаной и поставила его перед Николаем. Он бросил в свою тарелку румяный блин, залил его сметаной и с удовольствием стал жевать. Нина взглянула не мужа, а он глазами указал ей, чтобы она добавила ему в кружку чаю. Чувствуя, что у Николая хорошее настроение Нина промолвила
— Коля, хотела с тобой посоветоваться, как быть. У меня «задержка», сначала думала так, а сегодня уже точно уверена «залетела». Хоть ты и уверял меня, что у тебя все под контролем. Что будем делать?
— А, что хочешь, то и делай! Я ни в чем не виноват. Ребенок не мой! Я тебе не советчик в ваших бабских делах.
Николай произнёс это тихо, очень тихо, не повышая голоса. Его слова повисли в воздухе. Затем он молча опустил глаза, уставившись в тарелку, размышляя над сказанным.
— Что ты сказал?! А, чей? — ее слова отвались эхом.
Николай поднял голову и посмотрел на широко открытые глаза Нины, ее лицо изменилось оно застыло от удивления и стало белее полотна, на нем не было ни кровинки. Неожиданно руки Нины задрожали и долго не могли нащупать пуговицы на халатике, которые она неизвестно, почему то расстёгивала, то застегивала.
— Он, что только мой? Ты здесь ни при чём?
— Конечно ни при чём. Скажи об этом Григорию, он, наверное, обрадуется?
— Какому Григорию, ты, что умом рехнулся?
— Нет, я давно заметил ваши отношения.
На миг Нине стало трудно дышать, ей захотелось зарыдать, освободить себя от комка, застрявшего в горле, но не получилось, вырвался только короткий, сухой, сразу оборвавшийся стон. Нина проглотила слюну и, ей показалось, что комок стал меньше.
— Повтори еще раз то, что ты сказал!
— Повторять не буду, ты меня хорошо услышала.
Глаза Нины наполнились слезами, она продолжала смотреть на Николая, желая услышать еще что-нибудь. Но он молчал. Тишина становилась невыносимо тяжелой, Нине она казалась бесконечной, было только слышно, как на стене громко стучат часы-ходики, отдаваясь страшными ударами у нее в голове.