Облизывая кончиком языка горючие слезы, Ксения поклонилась в ноги Анатолию Михайловичу, одному из немногих людей, который принял такое доброе участие в ее судьбе, и, окрыленная радостью, побежала на кухню.
(Много лет спустя, когда Ксения Николаевна, пройдя все ступеньки тяжелой кухонной работы и окончив курсы при академии общественного питания в Москве, уже работала шеф-поваром дома отдыха, там ожидали немецких туристов. Среди них были участники войны, которые, видать, решили проведать те места, где некогда сражались, умирали и тысячами сдавались в плен — в районе Жданович немцы пытались вырваться из минского котла, там шли тяжелые, кровопролитные бои. Говорили, что среди приезжих были даже бывшие военнопленные, которые в сорок четвертом и сорок пятом строили для дома отдыха утепленные бараки.
Для туристов разработали специальное меню, весь обслуживающий персонал, что называется, поставили на уши — не дай Бог, что-нибудь пойдет на перекосяк, осрамимся на всю Европу. В ту пору в разросшемся Доме, занявшем десятки домов, новых, кирпичных, потеснивших, а кое-где и заменивших послевоенные бараки, с новым роскошным клубом — сейчас в этом комплексе размещается санаторий «Криница» — работало много бывших партизан и военных, несколько инвалидов. Были женщины, потерявшие на войне своих родных и близких. Новость о приезде немцев они встретили без всякого энтузиазма, а скорее со злобой и ненавистью: сволочи, сначала уничтожали, жгли, убивали нас, а теперь в гости едут! Бедная Ксения Николаевна, видно, вспомнила шутливые слова Бирули об отраве и перед приездом немцев провела на кухне всю ночь, ни на минутку не сомкнув глаз — а вдруг и впрямь какой-нибудь дурак надумает что-то в котлы подсыпать! С лицом, на котором от волнения горели красные пятна, она коршуном следила, как выгружают из машин и загружают в холодильники привезенные продукты, собственноручно замкнула их и спрятала ключи, сама выдавала поварам все необходимое и не сводила глаз с котлов и огромных противней, то и дело заглядывала в раздаточную — одним словом, бдила! Когда же довольные приемом и вкусным обильным обедом со «шнапсом» немцы, побродив по асфальтовым дорожкам дома отдыха и по недалекому — дорогу перейти — лесу, изрезанному заплывавшими песком окопами, уехали, выпила стакан водки, прикорнула там же, на кухне, в подсобке, и проспала целых десять часов, пока напуганные девочки-повара не разбудили ее.).
Работа у Ксении оказалась не сложной: сначала сгребаешь с тарелок остатки пищи, затем моешь вехоткой — либо с мылом, либо с питьевой содой — в глубоком жестяном чане с горячей водой, споласкиваешь в соседнем, таком же, но с водой холодной и ставишь на специальные подставки на просушку. Никаких посудомоечных машин или там, к примеру, такого снадобья, как «Фери», без которого сегодня не обходится ни одна хозяйка, не было и в помине, а посуду следовало мыть идеально чисто — среди офицеров, отдыхавших в Ждановичах, особенно среди тех, кто фронта и не нюхал, кто всю войну благополучно просидел в тыловых частях, встречались привереды ужасные: не дай Господь, заметят пятнышко на тарелке — тут же с работы вылетишь! Ее об этом на кухне сразу предупредили. А посуды были горы гималайские, официантки четыре раза в день подносили и подносили ее, сгибаясь под тяжелыми подносами, и у Ксении, хоть и закалила ее тяжелая работа в депо и на товарной станции, к концу первого дня онемела спина, а в руках и в ногах появилась противная дрожь. Хотелось рухнуть, хоть на этот затоптанный кафельный пол, скользкий от жирной воды, лечь и лежать, не поднимаясь, но все-таки она перемогла себя и продолжала работать, тщательно, аккуратно, не разгибаясь над своими чанами. Клеенчатый передник, выданный ей, спасал от горячей воды тело, но не лицо и руки. Руки распарились и стали красные, как вареные, и распарилось, покрылось потом, заливавшим глаза, лицо; волосы выбивались из-под косынки, намокали и прилипали к нему, она заправляла их на место локтем, когда меняла воду, а делать это следовало каждые десять-пятнадцать минут.
Поздно вечером, покончив наконец с посудой, она тщательно убралась, до зеркального блеска вымыла жестяные чаны и кафельный пол. Бируля, обходивший на ночь свои владения, заглянул и в посудомойку. Протер белоснежным носовым платком несколько тарелок, стаканов, ложек и скупо похвалил: молодец, действуй так и дальше.