Мелькнувший луч надежды засверкал ярче, залил золотым светом весь кабинет с обитой бархатом мебелью и загорелся, как нимб, вокруг головы этого обаятельного, просто невероятно красивого адвоката. Майлс Мэсси стал ее рыцарем в сверкающей кольчуге, ее принцем, ее чемпионом.
Даже отбросив деловую сторону отношений с адвокатом, Бонни не могла не признаться себе, что поддалась его физическому очарованию. Он был экспрессивный, чувственный и в то же время утонченно-чувствительный: такому набору качеств у одного мужчины Бонни просто не способна была сопротивляться.
— Вы на самом деле думаете, что мы сумеем выиграть это дело? — почти беззвучно спросила она, словно потеряв голос. — Неужели это возможно?
Майлс присел на угол стола и весело рассмеялся. Этот смех прозвучал в ушах Бонни как музыка Моцарта.
— Суть этого дела настолько для меня очевидна, — объявил он, — что я практически уверен: мне удастся все это растолковать и вложить в головы присяжных. Это, конечно, при том условии, что у вашего мужа хватит глупости довести дело до суда.
По тону Майлса было понятно, что большего идиотизма Донован не смог бы совершить при всем желании. Юбка Бонни как-то сама собой приподнялась над ее коленями на пару дюймов.
Бросив взгляд на часы, Майлс дал понять, что предварительная встреча окончена. Он поднялся.
— Нам нужно будет еще поговорить на сугубо практическую тему, — суховато сказал он. — Прикинуть общую стоимость вашего дорогого супруга, обсудить, каков его вес нетто в долларах, прежде чем разработать, так сказать, план захвата вражеской территории. Вы говорили, что он телепродюсер?
— Да, он делает мыльную оперу — «Пески времени». Дурацкое шоу. — Последнее замечание, словно само слетело с губ приободрившейся Бонни, снова почувствовавшей себя вправе высказывать собственное мнение.
— Ну, как бы там ни было, оно скоро станет вашим, — улыбаясь, заверил ее Майлс.
Он властно взял Бонни за руку, и на миг ей вдруг показалось, что он сейчас поцелует ее. Но вместо этого адвокат всего лишь проводил ее до двери кабинета.
Все еще надеясь на какой-либо сугубо мужской знак внимания в свой адрес, Бонни обернулась и посмотрела прямо в его темные глаза.
— Благодарю вас, мистер Мэсси, — прошептала она.
В ответ Майлс скромно поклонился и закрыл за посетительницей дверь.
Оставшись один, Майлс уселся в кресло и, откинувшись, забросил ногу на ногу. Некоторое время он просто смотрел в окно на Голливудские холмы.
— Тем не менее… — негромко, лишь для себя одного произнес он, — сообразительность и дальновидность мужика, который сделал эти фотографии, не может не вызывать уважения. Да что там — прямо-таки восхищения.
Глава 3
Ригли не на шутку волновался.
За все то время, что он работал помощником Майлса Мэсси, он еще ни разу не видел, чтобы знаменитый адвокат вел себя так странно. «Да нет, странно — это не то слово, — подумал Ригли. — Такое отношение к делу просто равносильно профессиональному самоубийству».
И что на него такое нашло? Ригли терзался в догадках. Майлс полностью упустил инициативу в прениях, предоставив адвокату противной стороны все возможности для идеального решения дела в свою пользу. Если говорить начистоту, то Майлс даже не слушал, что говорят другие участники процесса и вызванные свидетели. Он вел себя как заправский двоечник на задней парте, уверенный, что спрашивать его никто не будет. Поэтому он беззаботно смотрел в окно, пока Фредди Бендер задавал вопросы своей клиентке миссис Гаттман перед жюри присяжных. Или, вернее, Бендер разыгрывал с миссис Гаттман спектакль по заранее написанному и тщательно отредактированному сценарию.
— Миссис Гаттман, вы заявили, что были сексуальной рабыней своего мужа тридцать шесть лет. То есть с того момента, как вышли за него замуж.
Миссис Гаттман поправила свои пышные седые букли и с сожалением поправила:
— За исключением тех двух лет, когда он служил в военно-морском флоте, в Юго-Восточной Азии.
Ригли рассчитывал, что Майлс заявит протест, но с ужасом обнаружил, что Майлс рисует в своем блокноте шарж на судью.
— Что с тобой сегодня? — прошипел Ригли.
Майлс, не отрываясь от блокнота, буркнул:
— Мне скучно.
Адвокат Бендер тем временем гнул свою линию. Самым невинным тоном он поинтересовался у клиентки:
— А до замужества вы работали, у вас была какая-нибудь профессия?
Ригли прекрасно знал, к чему клонит оппонент. Это был очередной крючок с приманкой для присяжных. Адвокат хотел убедить их в том, что эта несчастная женщина, выйдя замуж, была вынуждена бросить хорошую, высокооплачиваемую работу, которая при другом раскладе могла бы обеспечить ей материальную независимость и достойную пенсию в старости. Майлс, само собой, тоже понимал, куда гнет Бендер, но никак не отреагировал на уловку оппонента.
— Я работала стюардессой в компании «Брэнифф Эйрлайнс», — ответила миссис Гаттман.
— Ты не можешь скучать, — злобно прошептал Ригли. — Адвокату не может быть скучно на процессе. Это непрофессионально.
Майлс пожал плечами.
— Ничего не могу с собой поделать. Скука — это такое дело… Нельзя ни заскучать, ни перестать скучать по собственному желанию. Это просто случается, и все.
Адвокат Бендер тем временем подбирался к ключевому моменту.
— А чем занимается ваш муж? — поинтересовался он у своей клиентки.
— У него фабрика по производству скрепок для стэплеров и прочих канцелярских принадлежностей, — с готовностью доложила миссис Гаттман. — И дела в его бизнесе идут очень успешно.
— Похоже, ты вознамерился поискать приключений на свою башку, — все так же шепотом пробормотал Ригли. — Знаешь, как это называется? Кризис среднего возраста. Слушай, купи себе новую машину, что ли. Говорят, помогает.
Майлс продолжая рисовать в блокноте, пробурчал:
— Купил уже. Даже две. Дилеры из компании «Мерседес» меня просто на руках носят.
— Но разве вы не могли просто отказаться от столь обременительных отношений? Просто взять, например, и на время уйти от мужа? — поинтересовался Бендер, обращаясь при этом не столько к клиентке, сколько к присяжным.
Этот вопрос должен был задать Майлс, отметил про себя Ригли.
Сам же Майлс тем временем продолжал невозмутимо рисовать, наводя ужас на своего помощника. Вздохнув, он, словно пресекая возможные вопросы и предложения Ригли, доложил:
— И я уже дважды перестроил свой дом, и еще полностью реконструировал загородный дом в Вэйле, и, само собой, переделал все, что там было, до основания. И еще я нанял трех садовников, повара и парня, который будет драить мой самолет.
— Нет, я не могла просто так взять и уйти, — всхлипнув, сказала миссис Гаттман и вытерла скатившуюся слезу носовым платком. — Он ведь снимал все на видео.
Проливая все больше слез и все чаще прибегая к помощи платка, миссис Гаттман подходила к кульминационной сцене своей роли.
— Он приглашал домой девушек со своей фабрики… в наш дом в Палм-Спрингс, и потом…
Майлс тем временем продолжал бубнить:
— Банковский менеджер, ведущий мои счета, даже начал удивляться, какого черта я по-прежнему продолжаю работать. Он утверждает, что процентов по моим вкладам вполне хватит, чтобы до старости жить так же, как я живу сейчас. Черт подери, я соскучился по настоящему делу. По чему-нибудь такому… что стало бы вызовом, чтобы дух захватило. Ведь это, — он обвел презрительным взглядом зал суда, — это все так, мелочевка. Мне нужно что-нибудь такое, во что я мог бы вцепиться зубами — в профессиональном смысле. Чтобы мне пришлось напрячь мозги, сжать в кулак волю и принять трудное, может, даже рискованное решение.
— Еще он придумал такое приспособление… ну, в общем, он называл его буром, — объявила во всеуслышание миссис Гаттман. — Его специально сделали на фабрике мужа по его чертежам, а потом он приволок эту кошмарную штуковину домой.