Следующий двор был меньше предыдущего. Стены домов делали его похожим на коробку. Странным образом это утешило Генри, помогло ему почувствовать себя защищенным. Еще пару дворов, и он очутился лицом к лицу с бомжом, вылавливающим из мусорника пустые бутылки. У старика оказался писклявый и громкий, как сирена, голос. Осыпая Генри ругательствами, он погнал его прочь: убирайся в свой район, тут нечего искать.
Выбежав на мостовую, Генри все ещё слышал за спиной его истеричные крики. Но редкие прохожие, похоже, ничего не замечали. Девушка с развивающимися на ветру волосами кивнула Генри, как старому знакомому. Мимо прогрохотал автобус, взвизгнула колесами легковушка на повороте.
Пока Генри шатался по дворам, день набрал обороты. Стекла верхних окон ловили лучи солнца, на балконы и скамейки выбрались покурить старики.
Пройдя мимо сгоревшей школы, Генри остановился около светофора. Сосредоточился на красном глазе, нырнул в нагретый проносившимися мимо машинами воздух.
Перейдя дорогу, он услышал сигнал. Генри обернулся как раз тогда, когда грязно-серая машина толкнула его в бедро. Не сильно, но достаточно, чтобы он упал и перестал дышать. Корчась на асфальте, он увидел как водитель распахивает дверь.
Ливи навис над Генри и ухватил его за шиворот.
- Ты что нахрен вытворяешь?
Тереза позвонила ему? Генри прикрыл руками голову.
- Куда, к чертям, собрался? Мало у меня и без тебя проблем, - приставив пистолет к боку Генри, Ливи дотащил его до машины и затолкал на переднее сидение.
- Только рыпнись, отстрелю, нахрен, голову!
Водители проезжавщих мимо машин таращились на Генри, прохожие глазели на Ливи. Толкнув одного из зевак, он, пыхтя и отдуваясь, сел за руль. Потер больное колено прежде чем завести мотор.
Преследуя Генри, Ливи заехал на тротуар, чтобы вернуть машину на дорогу, потребовалось время. Ворочая руль, Ливи не переставал ругаться. Но теперь он ругал не Генри, а упертых козлов, что не уступали дорогу. Ругал и морщился от досады. А когда гнев улегся, Ливи надолго замолчал. Они проскочили перекресток и угодили в пробку на следующем - справа напирали автобусы, слева - легковушки.
- Ну и что ты задумал? Куда поперся? Тереза места себе не находит. Мало тебе было неприятностей. Мало тебя порезали в тюрьме?
Генри сжал зубы.
- Я спрашиваю, хочешь вернуться в тюрьму?
Он произнес это так вяло, что Генри осмелел:
- Я хочу уйти.
- Куда?
- Зачем я тебе? Почему мне нельзя уйти? Зачем ты вытащил меня из тюрьмы?
Ливи невесело усмехнулся и потер щеку. Машина впереди тронулась и снова замигала фарами тормозов. Водитель автобуса высунул из окна руку с сигаретой.
- Если бы я знал, - пробормотал Ливи.
Осмелевший Генри схватился за ручку двери. И тут же получил за это локтем в солнечное сплетение.
- Я же сказал, не дергайся, - прошипел Ливи. - Куда ты пойдешь? У тебя нет денег, нет знакомых. Что будешь жрать? Где будеь спать? Ты даже защитить себя не можешь. Все кончится тем, что снова окажешься в тюрьме. Или в канаве, потому что кто-то рассмотрит в тебе иностранца и развлечения ради или от тоски пырнёт ножом.
- Я хочу уйти, - повторил Генри, сжимаясь в ожидании удара.
- Куда? И почему это не может подождать, пока я разберусь со всем этим дерьмом? - Ливи повернул к дому, опутанному строительными лесами. Занавес из брезента скрывал первый этаж, железные опоры и деревянные мостки жались к неоштукатуренным стенам и пустым проёмам окон. То ли стройка, то ли реставрация, то ли близится к завершению, то ли давно заброшена.
- Я должен встретиться с Францем Варгасом.
- Вот как, - крякнул Ливи.
Вырулив на тротуар, он заглушил мотор и уставился на Генри.
- И зачем?
Генри сжал зубы. Разве он может сказать Ливи правду? Сказать, что он собирается предупредить Франца о готовящемся на его отца покушении. О покушение, которое готовит Лонарди. Но если он теперь мертв, что будет дальше? Ливи продолжит его дело?
- То есть мы с Лонарди вытащили тебя из тюрьмы, а ты собираешься туда вернуться? - Ливи кивнул на лицо Генри. - Мало тебе, что Франц сломал тебе пальцы, порезал морду, ты хочешь, чтобы он тебе отрезал яйца?
- Это был не Франц, - Генри замотал головой.
- Что? - Ливи хлопнул себе по бедру. - Ты сейчас это серьезно? У тебя что крыша поехала?
Генри снова покачал головой.
- Если это не Франц, то кто тебя так разукрасил?
- Анхель.
- Какой, к херам, Анхель?
- Один из людей Нандо.
- Твою мать, - выдохнул Ливи.
Несколько минут он потирал подбородок и рассматривал строительные леса и прохожих.
- Послушай, Генри, - заговорил он наконец. - Я не знаю, кто такой Анхель, но я знаю, что произошло. Лонарди отдал тебя Францу, а Франц, узнав, что ты отравил его отца, сорвался с цепи. Не знаю, о чем Альбер думал, отдавая тебя, но видимо, где-то здесь скрыта причина, по которой он освободил тебя. Сожалел он или почувствовал угрызения совести или хотел разозлить Франца, мы теперь не узнаем, - Ливи вздохнул. - Не узнаем, потому что Альбер мертв.
- Нет, - прошептал Генри.
Последнюю половину речи он пропустил. Единственное что его волновало - почему Ливи ему врет. Зачем обманывает, будто он убил отца Франца, если Генри хочет предупредить Франца о готовящемся покушении? Этот обман часть плана? Попытка манипулировать им?
- Подумай сам, зачем мне тебе врать, - продолжал Ливи. - Я всего лишь выполнял приказ Лонарди. Теперь я не знаю, что с тобой делать. Но и отпустить тебя сейчас на все четыре стороны я не могу. Не хочу, чтобы то, что задумал Альбер пропало вместе с ним. Даже если я не знаю, чего он хотел. Короче, мне нужно подумать.
Что он несёт? Зачем морочит Генри голову?
- Я не убивал отца Франца.
- Убил, еще как убил. Отравил. Заменил его таблетки пилюлями с ядом.
- Так президент умер?
- Около месяца назад. Ты действительно ни черта не помнишь?
Он помнил похищение, плен в джунглях. Помнил, как вернулся в город вместе с Лонарди, Ливи и Луизой. Помнил, как встретился с Францем. Как Франц помог ему получить паспорт. Помог пережить смерть Шеннон. "Она заперла тебя в клинике, потому что хотела защитить", - сказал Франц. Этот момент стал самым важным в жизни Генри. Ни секс с Францем, ни его доверие, ни его нежность, но его слова о Шеннон позволили Генри снова стать самим собой. Выйти из лабиринта чувства вины: она умерла, потому что я ненавидел её. Франц убедил Генри, что ему не за что было её ненавидеть. И каким-то иррациональным образом это стало освобождением: если я не ненавидел её, значит я не виноват в её смерти.