- Давай, шевелись, ленивая задница, - голоса за спиной то приближались, то удалялись.
Лес щелкал и скрипел. Вскрикивали птицы. Но больше всего по нервам били голоса. Они дребезжали повсюду, спереди, сзади, резкие, как удар хлыста, заставляли вздрагивать, дергаться.
- Неделю назад здесь была тропа! В южном лагере дерево упало на палатку. ... затопило склад с продуктами... В субботу будет концерт по радио... ... отправили собирать кокаиновые листья...
Генри не запоминал имена и названия.
Они вышли к поляне. Брезентовые навесы. Кривые лавки. Между навесами как телефонные провода болтались веревки, на веревках трепыхались штаны и футболки. Лужи на земле прикрывали деревянные мостки.
Кто-то толкнул Генри в спину, и он завалился на доски.
Несмотря на жару и покачивающееся над деревьями яркое солнце Генри трясло от холода.
- Нужно снять мокрые кеды, - Шеннон разула его. - Эй, - она повернулась к пацану с автоматом. - Моему сыну нужны сухие вещи и одеяло.
Мальчишка с автоматом даже не посмотрел на нее.
- Эй, - она дернула его за рукав. - Нам нужна вода, еда и одеяла.
- Заткнись! - он повернулся и замахнулся на Шеннон прикладом автомата.
Внутри у Генри похолодело, он схватил мать за руку и прижал к себе. Никогда раньше он и представить себе не мог, что кто-то посмеет ударить Шеннон.
- Все в порядке, мам, успокойся.
- Ночью будет холодно, ты замерзнешь.
- Со мной все в порядке, - Генри казалось, что он теряет силы с каждым словом. Чем больше Шеннон волновалась о нем, тем яснее он понимал свою беспомощность. Он не сможет ей помочь, не сможет ее защитить. Похитители сделают с Шеннон, что захотят, и Генри не сумеет им помешать.
Им принесли бутылку воды. Вмятины и грязные разводы на пластике говорили о том, что ее использовали много раз.
- Это нельзя пить, - сказала Шеннон. - Они набрали воду из реки. Даже не фильтровали ее. У нас будет дезинтерия.
Она хотела встать на ноги, но Генри перехвати ее за руку.
- Мам, успокойся, другой воды не будет, - он сделал глоток. Вода горчила и оставляла на зубах песок. - Мам!
Шеннон посмотрела на него. Покрасневшие белки, опухшие веки. Она приоткрыла рот - до нее наконец дошло. С тех пор как Генри исполнилось двенадцать, он не называл ее мамой.
- Мам, нам нужно отдохнуть, поесть, поспать, набраться сил, - он старался говорить спокойно, но ничего не мог поделать с дрожью. Он мерз и стучал зубами после каждого слова.
- Да, - согласилась Шеннон. Тряхнула немытыми волосами, безуспешно пытаясь заправить прядь за ухо.
Консерва с фасолью пахла болотом. Не получив ни вилки, ни ложки, Генри залез внутрь связанными руками. Подлива была острой, фасоль твердой. Дважды его одолевали рвотные позывы, но он заставил себя съесть все до конца. Живот раздулся и затвердел.
- Я не могу, - сказала Шеннон два раза мокнув пальцы в соус.
Похитители ходили в туалет в лес. Шеннон просила, спорила, торговалась, но они не позволили ей укрыться за деревом. Приказали унизительно присесть на корточки в пяти шагах от навеса и мостков. Генри было больно смотреть на мать. Еще больнее было осознавать, что за ней наблюдает весь лагерь.
Вернувшись, Шеннон не смотрела в его сторону. Молчала несколько часов.
Вечером в лагере зажгли фонари, по одному на каждый навес. Партизаны жрали такие же консервы как пленники. Запивали самогоном, посмеивались. Смех их начинался как кашель и переходил в повизгивание и похрюкивание. Или Генри так только казалось, потому что он презирал окружавших его людей? Презирал и ненавидел.
- Ночью будет холодно, - Шеннон нарушила свой обет молчания. Вечерние тени выкрасили ее лицо в серый цвет. Пахло от нее болезнью.
Она легла рядом с Генри, прижалась к его спине и обняла его за плечи. Погладила по волосам, сжала его предплечье.
Он долго не мог заснуть. По резким вздохам матери чувствовал, что и она не спит. Лагерь не смолкал: переговаривались охранники в лесу, бормотало радио. Москитная сетка вокруг Генри и Шеннон вибрировала под напором мошкары.
Через пару часов, далеко за полночь, Генри вырубился, устав бороться с ознобом. Его разбудили ударом в бедро. Шеннон за его спиной вскрикнула.
- Подъем. Нужно идти! - объявил мальчишка с красной полосой на щеке. Такие следы остаются от подушки. Он спал, подложив под щеку руку или рюкзак?
Остальные партизаны терли глаза, зевали, собирали вещи.
- Который час? - спросила по привычке Шеннон.
Генри удивился, когда ей ответили:
- Четыре. Все, вставай. Нужно идти. Впереди долгий переход.
- Переход? Куда? Зачем? Что происходит?
Парень с полосой на щеке морщился и кривился от ее вопросов, но Шеннон не замечала.
- Я никуда не пойду, пока вы не объясните, что происходит. Что значит длинный переход? Генри еще слаб для длинного перехода, - она заткнулась, когда мальчишка приставил дуло автомата к виску Генри.
- Еще слово, сука, и я разнесу ему голову. У меня приказ! Мы выдвигаемся! Тебе решать, с ним или без него.
- Пожалуйста, не надо, - у Шеннон задрожал подбородок.
"Возьми себя в руки", - мысленно взмолился Генри. К дрожи Шеннон добавились всхлипы. Нельзя позволить ей скатиться в истерику. Не обращая внимания автомат, Генри подполз к Шеннон и попытался обнять ее связаннми руками. Ствол автомата двигался за ним, толкал в шею, в затылок.
- Все в порядке, - Генри погладил Шеннон по плечу. - Нужно идти. Они всего лишь исполняют приказ. От них ничего не зависит. Они ничего не решают. Они должны выйти тогда, когда им приказали.
Поддерживая друг за друга, Генри и Шеннон встали на ноги. Однако, двигаться вперед, сцепившись, не могли. Генри снова держался за Шеннон. Она часто оборачивалась. Измученная и испуганная. Когда солнце послало в джунгли серый свет, Шеннон оступалась, тяжело дышала и сутулилась. Генри тоже быстро выбился из сил - смотрел на корни под ногами и спотыкался. Солнце залезло на деревья. Стало видно муравьев, ползающих по корням и одежде. По брюкам и понтовой двубортной рубашке Генри, которую он напялил на президентский прием. Целую вечность назад.
Солнце зависло в зените и сверлило лучами затылок, давило на плечи и спину. Хуже солнца были распухшие ноги.
Добравшись до лагеря один в один похожего на предыдущий, Генри и Шеннон завалились на голую землю и тут же заснули.
Генри открыл глаза в темноте. Шеннон сидела рядом и разглядывала его.
- Прости меня, - сказала она. - Я не должна была привозить тебя сюда... Я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится...