- Ты ни в чем не виновата. Ты не могла знать. Ты хотела, как лучше. Ты всегда оберегала меня, - он и не думал, что когда-то скажет то, что она хочет услышать, скажет легко, не чувствуя никакого сопротивления.
В конце концов, какая разница кто и в чем виноват? Какая разница, что она подставила его? Плевать, что она несправедлива к нему и не замечает никого кроме себя. Прошлое не ранит, когда знаешь, что в любую минуту можешь умереть.
- Я плохая мать, я эгоистка, - всхлипнула Шеннон.
- Нет. Ты замечательная, добрая, заботливая. Я люблю тебя, - он и сам верил в то, что говорит.
Темноту вокруг разряжали три луча фонаря. Партизаны играли в карты, переговаривались, толкались, шутили.
- Генри, они увозят нас все дальше и дальше от города, от людей, - прошептала Шеннон. - Поклянись мне...
- В чем?
- Ты слышал, что они говорили? Им нужна только я. За меня они рассчитывают получить выкуп. Ты... - Шеннон вцепилась в его связанные руки. - Ты должен бежать, Генри. Как можно скорей. Они избили тебя. Угрожали автоматом. Мне они ничего не сделают. Убить меня, все равно что пристрелить курицу, несущую золотые яйца. Но чем дольше ты находишься здесь, тем больше опасность. Ты должен бежать. Я долго думала вчера. Ночью нас закрывает москитная сетка, никто особенно не смотрит. Многие из них вечером напиваются. Ты доползешь до леса. Проберешься мимо охраны. И убежишь. Найдёшь реку, будешь двигаться вдоль нее. Ты молодой, сильный, выносливый, - она отпустила руки Генри и погладила его грудь. - Ты мог бы идти целый день. Генри, пообещай мне...
- Нет, перестань, я не оставлю тебя, - он покачал головой и поцеловал ее в висок. - Я никуда не уйду без тебя. Мы сбежим вместе. Нужно только набраться сил.
Шеннон смотрела на него снизу вверх. Ее восхищенный и полный надежды взгляд заразил Генри воодушевление.
- Конечно, - сказал он. - Мы справимся.
Ночью было слишком холодно для сна. Генри и Шеннон жались друг к другу, чтобы согреться, заснули только на рассвете. Генри проснулся от ощущения, что за ним наблюдают.
- Что тебе снилось? - спросила Шеннон, положив руку ему на грудь.
Генри огляделся - над землей висел туман, по автомату охранника ползла муха - и ответил первое что пришло в голову:
- Что я покупаю конфеты.
- Шоколадные или лакрицу? - Шеннон засмеялась. В армейской форме на размер больше она выглядела обманчиво худой и хрупкой.
- Шоколадные. В одном из этих маленьких магазинчиков, в которых продают кофе.
На границах лагеря двое партизан ворочали мешки.
- Помнишь, когда тебе исполнилось семь лет, я испекла шоколадный торт?
Из мешка высыпалась картошка. Мальчишки с автоматами гоняли ее как мяч. Генри не помнил торт, но улыбнулся:
- Конечно, помню.
- Ты так быстро ел, что у тебя появились шоколадные усы и шоколадные ямочки на щеках, - Шеннон коснулась его подбородка.
- Ага, вымазаться я умею.
На обед давали разваренную репу. Пережевывая безвкусную еду, Шеннон наблюдала за девушкой, развешивающей мокрые футболки посреди лагеря.
- Я хочу помыться, - окликнула Шеннон охранника, стоявшего в трех шагах от их навеса. - Поблизости есть река, в которой вы стираете вещи. Отведите меня к реке, чтобы я могла помыться. Если боитесь, что сбегу, поставьте охрану. Мне нужно помыться. Я вся чешусь.
Охранник ковырял носком резиновго сапога землю, но Шеннон не сдавалась.
- Если вы обращаетеся с нами, как с животными, это не повод нам относиться к себе как к животным. Дайте нам помыться. От грязи я заболею, подхвачу лихорадку или чесотку. И умру. И вам не за кого будет получить выкуп. Неужели вы боитесь отвести к реке старую женщину?
К удивлению Генри уговоры подействовали. Привязав к щиколотке Шеннон веревку, двое девушек забрали ее к реке. Прошло достаточно много времени, чтобы Генри начал волноваться и кусать ногти, прежде чем она вернулась. Мокрые волосы, бледная чистая кожа. Настолько чистая и прозрачная, что под ней просматривались лопнувшие сосуды.
Генри к реке повел Анхель и мальчишка с пушком на верхней губе. Спуск к реке был пологим и скользким. Берег покрывала скользкая размокшая глина. Из-за глины вода отяжелела и загустела. Генри погрузился в нее с головой и испытал страннное удовольствие: только что он дрожал от жары, теперь - от холода.
Когда Генри выбрался на берег, Анхель скривился и ударил его прикладом автомата в живот.
- Ты видел? - закричал Анхель своему приятелю. Тот стоял спиной и мочился в кусты. - Ублюдок пытался сбежать! Думал, ломанется через лес, а я не замечу!
Анхелю лишь нужен был повод, избить, унизить, отвести душу. Пока он валял Генри в песке, второй охранник ковырял веткой в зубах.
- Пора возвращаться, - наконец бросил он и повернулся к лесу.
Генри вернулся будто и не мылся. Шеннон бросилась стирать кровь у него под носом своей армейской курткой. Хотела использовать питьевую воду, но Анхель наорал на нее:
- Сегодня больше воды не получите!
- Оставь, - Генри посмотрел на бутылку, а потом на мать. В ее глазах дрожали слезы.
- Это я во всем виновата. Я не должна была на тебя давить. Не должна была таскать за собой. Мне давно стоило оставить тебя в покое. Может, ты так часто оставался ночевать у друзей, потому что я слишком сильно на тебя давила. Может, и наркотиками поэтому баловался. Сможешь ли ты меня простить за то, что я сказала полиции? За то что заставила их поверить, что сумка с кислотой принадлежала тебе?
Она выглядела отчаявшейся и испуганной, Генри не мог ответить по-другому:
- Ты ни в чем не виновата. Мне не за что тебя прощать. Я вел себя как дурак.
Шеннон прислонилась к его груди и расплакалась. Ее волосы пахли речным илом. Неподалеку один мальчишка с автоматом хлопнул по ладони другого - как подростки на школьном дворе. Генри попытался вспомнить сколько дней прошло с похищения и не смог. Но путаница во времени пугала меньше, чем слезы Шеннон. Они были слишком горячими и быстро исякли, на смену им пришли сухие рыдания и болезненная дрожь.
Шеннон дрожала и во сне. Дрожала и что-то бормотала. Генри не разобрал ни слова.
На следующее утро Генри развязали руки. Их ждал новый переход. Короче, чем предыдущий. В обед они вышли к большому лагерю, разделенному на две части полосой деревьев. Широколистные и низкорослые, они напоминали декоративные пальмы около гостиницы. "Четыре сезона". Президент Варгас забронировал для Шеннон с сыном огромный угловой люкс.
Наравне с брезентовыми навесами в лагере были деревянные. А еще здесь были другие заложники. Восемь человек с посеревшими лицами, кругами под глазами и отросшими волосами. Но страшней всего были их движения: то медлительные и тормознутые, то резкие и дёрганые, как у сломанных механических игрушек.