Сын президента говорил как зубрила на докладе в университетской аудитории. С Луизой училась пара таких - немного не от мира сего, за обедом таращились в ноутбуки, подтормаживали в разговарах на общие темы, делая доклад, полностью погружались в себя. Такие люди легко и долго говорят о том, что их интересует, но совсем не способны импровизировать.
Что Франц Варгас именно таков Луиза убедилась, подойдя к нему с вопросами. Она бы легко загнала его в угол, заставила путаться в словах, если бы не генерал Лонарди. Этот тип трепался без остановки, одновременно обо всем и ни о чем, умело манипулировал вниманием и направлял разговор.
- Если вас интересует работа благотворительного фонда, приходите завтра наш офис, - сказал он Луизе.
- С удовольствием, - она согласилась, хоть и предчувствовала, что еще одной официальной показухи не вынесет. Не вынесет навязчивой презентации, построенной по принципу промывания мозгов - я счастлив быть сегодня вместе с вами.
Чудесным образом Луиза забыла о непробиваемости и самовлюбленности лумбийских функционеров, когда в центр зала вышла Шеннон Элвуд. Звезда немого кино из аэропорта.
Луиза ничего не знала о сопрано, меццо-сопрано и контральто. Её удивила и очаровала сила и чистота голоса Шеннон. Непредсказуемые загадочные интонации, паузы, взлеты, падения превратили слова незнакомого языка в заклинания, о смысле которых хотелось гадать. Пока Шеннон пела, Луизе казалось, что люди в квартале Цветов и на приеме президента мало отличаются друг от друга. Они такие же как она, как её родители и друзья в Нью-Йорке. Гелиос посмеялся бы, скажи она ему об этом. Ей хотелось, чтобы он был здесь, чтобы тоже услышал Шеннон.
Потом в центр зала вышел президент и все испортил своим приторным и демонстративным восхищением.
В поисках глотка свежего воздуха, Луиза вышла на веранду. Она выпила достаточно, чтобы её шпильки из стальных превратились в резиновые. Посмеиваясь над старой шуткой, она держалась у стены и двигалась прочь от сияющего зала и блистательных гостей. Увидев Франца и розовлосого сына Шеннон, остановилась. Они выглядели как школьники, которых застукали за дрочкой. У обоих пылали щеки. Франц беспокойно сканировал взглядом веранду. Сын Шеннон пытался оскорбить Луизу. Его голосу было далеко до чистоты и силы голоса матери. Это показалось Луизе невероятно смешным, и она засмеялась.
Возвращаясь в зал, она растеряла опьянение. Устроилась перед стеклянным баром с разноцветными бутылками и заказала мартини. После второго бокала к ней присоединилась Амалия.
Последний раз они пили вместе три месяца назад. Тогда салон Амалии прорекламировала в ток-шоу актриса из сериала про полицейский. На экране она носила строгий брючный костюм, в жизни украшала свое тело цифрами. Специально для нее Амалия вытащила из глубины веков цифры забытого древнего племени. За этот творческий подход к потребностям и загонам клиента салон удостоился пятиминутной оды в прямом эфире в рейтинговое вечернее время. Это событие праздновали два дня: первую ночь в баре, день и следующую - дома у Амалии, закончили в боулинге. Середину праздника Луиза проспала. Амалия и её друзья обладали нечеловеческой выносливостью по части выпивки. По выходным путешествовали из бара в бар, без сна, без еды, а в понедельник возвращались в салон, придумывали эскизы новых татуировок, спорили с клиентами, рисовали на коже цветы и плети, прокалывали уши и соски, смешивали краски, искали и пробовали новые техники.
- Я говорила с Шеннон, - Амалия спустила с плеча бретельку платья. В декольте показался хвост дракона. - Она хочет сделать татуировку. Ей понравился рисунок крутящейся монеты у меня на плече.
- Как же здесь душно, - вздохнула Луиза.
Они выпили за президента и его деньги. За певицу и ее голос. Обсудили публику и моду. Кажется, по дороге домой пьяная Луиза рассказывала Амалии про Гелиоса. Как он не похож ни на кого, кого она знала раньше. Кажется, Амалия смеялась и хотела с ним познакомиться.
***
Следующая встреча Луизы с Гелиосом походила на обычное свидание.
Последний раз Луиза целовалась на берегу моря с парнем год назад. Их отношения увяли скоротечно. Он изучал историю искусства и ненавидел татуировки. Амалия считала, что за его ненавистью к татуировкам стоят проблемы с восприятием своей телесности.
У Гелиоса проблем с телесностью не наблюдалось. Вместо татуировок у него были шрамы. Луизе нравилось к ним прикасаться, нравилось как он вздрагивал, когда она называла его полным именем. Так звала его только мать, редко на людях, никогда при посторонних, будто его имя принадлежало её снам, будто она хотела сохранить его в тайне.
Подвижность Гелиоса походила на вспышки света в темноте - увидишь и они завладеют всеми твоими мыслями и чувствами.
Гелиос отлично держался на воде, но ничего не знал о технике плавания. Загребал руками как пловец брассом, ногами болтал - кролем. Луизу смешила эта несогласованность и удивляла её эффективность. После купания Гелиос не садился на полотенце, играл с песком, закапывал ступни и ладони, из кулака как из песочных часов посыпал колени, бёдра и живот Луизы. Ему были чужды статичные позы, взгляды вдаль, в одну точку, он пребывал в постоянном движении, активность была почти инстинктивной. Его особенный способ существования в пространстве и времени.
Его поцелуи и прикосновения были естественным продолжение его подвижной реальности. Реальности настороженной, внимательной, нежной, терпеливой, выносливой, чувствительной, интуитивной, отзывчивой, догадливой. Она делала его любовником, о котором Луиза мечтала. Не признавая полотенец на пляже, он застелили ими заднее сидение машины и уложил на них Луизу.
***
Благодаря рассказам Гелиоса, Луиза научилась ориентироваться в его мире. В его жизни и окружении. Многочисленные путанные родственные связи говорили о том, что в квартале Цветов люди жили общинно-родовым отношениями. Диего вовсе не был дядей Гелиосу, но взяв на работу, принял в семью. Случилось лучшее, что могло произойти с нищим бездомным мальчишкой. В квартале Цветов бедняки не стремились к самостоятельности, она была недосягаема. Они трудились по четырнадцать часов в сутки за гроши, их не хватало на еду, жилье и коммунальные услуги. Никакой медицинской страховки, оплачиваемых отпусков, больничных, премий за работу по выходным и праздникам, никакого карьерного роста и повышения квалификации. Помощь можно было ожидать только от покровителей. На этом держалась местная иерархия. Покровитель выдавал премии, платил больничные расходы и ломал ноги тем, кто не ценил доброту.
С точки зрения Луизы это были подачки и зависимость. С точки зрения жителей квартала Цветов - закон существования. Деньги и уважение здесь зарабатывали многолетней лояльностью.
Луиза поняла систему, труднее было научиться воспринимать ее всерьез. Как не получалось у нее всерьез воспринимать сестру Гелиоса. Дело было не в том, что она шлюха. Проблема скрывалась в её улыбке. Слишком широкая. Слишком кукольная. От уха до уха. Зубы белые и ровные. Селена гордилась ими. Она, вообще, подчеркнуто гордилась мелочами и странностями. Шелковой блузой, золотыми серьгами, тем, что когда ей было пятнадцать, сутенер заплатил за её стерилизацию, а теперь каждый месяц оплачивал медосмотр. Селена видела в этом привилегию, символ заботы и самоценности.