Луиза не узнала голоса, значит, слухи о том, что она сделала со студентом быстро расползлись по джунглям. Луиза не стала оборачиваться. С удовольствием наблюдала, как Анхель засучил ногами, отполз, встал на четвереньки и припустил в лес.
Опустив автомат на землю, Луиза присела около пленника. Он был без сознания. Правый глаз заплыл. Из носа текла кровь.
Луиза принесла бутылку с водой и аптечку. Когда она смыла кровь с лица пленника, он дернулся и разлепил веки. По инерции он попытался защитить голову, но Луиза перехватила его запястье. Холодное и влажное, как у тяжелобольного.
- Тише, все позади, - она словно видела и слышала себя со стороны. Ей нравилась слабость пленника и собственная уверенность. - Успокойся. Меня зовут Луиза. Мы встречались на приеме во дворце президента. Ты был там с матерью.
Пленник всхлипнул, и это Луизе тоже понравилось.
- Как тебя зовут?
- Генри, - прошептал он.
- Хорошо, Генри, - Луиза погладила его по щеке. - Все будет хорошо. Никто тебя больше не тронет. Я позабочусь об этом.
Он сглотнул. Он по-прежнему прижимал затылок к земле.
- Генри, - Луиза вспомнила, как Альба возился с ней после тюрьмы. - Позволь, я тебя осмотрю.
Он не сопротивлялся, когда она расстегнула армейскую рубашку. Он носил ее на голое тело, без футболки. Его живот, бока и поясницу покрывали гематомы. Опасаясь внутренних кровотечений, Луиза ощупала края самых крупных. Генри сначала вздрагивал от ее прикосновений, потом его начала бить нервная дрожь. Такая сильная, что он едва не прикусил себе язык.
- Ребра не сломаны? - Луиза провела пальцем сначала по одному, потом по другому.
Генри покачал головой.
- Я в порядке, - прошептал он.
Луиза помогла ему сесть и облокотиться спиной об опору навеса для пленников. Французы наблюдали за ними, затаив дыхание.
- Попей, - Луиза поднесла к губам Генри бутылку воды, и он сделал глотк.
- Спасибо, - сказал он. На этот раз его голос звучал тверже. Луиза догадалась, что он давно не пил.
Генри покосился на изувеченное ухо Луизы. Она сжала кулак, сдерживая порыв прикрыться.
- В Готе, - начала Луиза, запнулась, прочистила горло и продолжила: - через два дня после приема меня на улице задержала полиция.
Луиза впервые говорила об этом вслух. Генри оказался хорошим слушателем. Смотрел на нее широко распахнутыми глазами. В его взгляде плескался страх. Будто несмотря на все, что случилось с ним, его пугала история Луизы. Постепенно голос Луизы окреп.
- Они вырубили меня, - Луиза коснулась своего затылка. - Вырубили и забрали в тюрьму. Сначала заперли в камере с мертвой девушкой. Я звала на помощь, просила позвонить моим родителями. За это полицейские сломали мне пальцы. Потом они допрашивали и пытали меня. Отрезали мне ухо, грозили вырезать глаз. Потом вывели меня и других арестованных во двор. Полицейские приставляли нам пистолет к затылку, убивали нас одного за другим.
Она снова прикоснулась к своему затылку. Генри тяжело сглотнул.
- Потом меня спас Годо и привел сюда, - Луиза перевела дыхание.
Генри не выдал никакого дерьма типа "мне так жаль", "сочувствую", "не представляю каково тебе". Он продолжал внимательно смотреть на Луизу, будто чувствовал, она рассказала не всё.
- Все будет хорошо, - сказала она и потрепала его по руке.- Никто тебя больше не тронет.
Он внимательно смотрел Луизе вслед, когда она удалялась.
Годо и Сесар сидели около костра. На ужин сегодня был тапир. Альба и Фло распинались о том, как выследили его и пристрелили, а потом притащили в лагерь. Конечно, сделали они это все после того, как Сесар отказался охотиться.
- Иногда чувствую себя твоей мамочкой, - прикалывался Альба. - Таскаю тебе мясо как сраному щенку.
- Передай косяк, мамочка, - фыркнул Сесар.
Альба сделал затяжку. Он сидел далеко от Сесара, потому передал косяк через Луизу. Она коротко затянулась, вдохнула вместе с дымом запах костра и жира. В носу защекотало, глаза заслезились.
Годо по обыкновению ковырял землю палкой. По радио - старый приёмник с плоскогубцами вместо тумблера - сообщили об убийстве журналистки, которая делала репортажи о связях полиции с наркоторговцами. Неизвестный в мотоциклентой маске подкараулил журналистку около ее дома. Девушке было двадцать шесть лет.
Мясо тапира было сочным. Луиза отрезала кусок для Генри.
- Завела себе питомца? - сказал Фло, когда она поднялась от костра.
Луиза шаркнула ногой - мелкие комья земли упали на деревянный настил рядом с Фло.
- Что за питомец? - удаляясь, Луиза услышала голос Сесара.
- Сын Шеннон Элвуд.
- Оставь её в покое, он американец, как и она, - сказал Годо.
Альбер
Миа Фергюс была американской журналисткой. Зимой ей исполнилось сорок пять, она считала: если женщина скрывает свой возраст, она уступает патриархальному обществу. Уступка достойная презрения и высмеивания. В Готе Миа презирала и высмеивала женщин, восхищалась мужчинами и их недостатками, слепо поклоняясь человеческой самоуверенности.
В джунглях она как все туристы рассуждала о странностях местного климата - почему несмотря на влажность постоянно хочется пить.
Больше всего Альберу нравилась шея Мии. Удивительно длинная и белая, без единой морщины. Миа часто промакала ее платком. Будто знала о её красоте и подчеркивала её. А может, знание было неосознанным. С возрастом Альбер убедился, тело разбирается в человеческих слабостях и достоинствах лучше, чем разум. Разум накладывает ограничения, тело делится тайнами.
В первый день пути Миа рассуждала о латиноамериканской литературе. Суть магического реализма сводится к тому, что он бесконечно красиво описывает скелеты в шкафу, сказала Миа и промокнула платком шею. Настолько красиво, что читателю становится стыдно за отсутсвие личных шафов со скелетами.
Я живу в огромном доме, пошутил Альбер, только я и моя сумасшедшая бабушка, она не выходит из своей комнаты пятьдесят лет.
На второй день Миа без умолку говорила о лагерях смерти в Северной Корее. Их видно со спутников. У правозащитников накопилось более пятисот свидетельств бывших узников. Миа хотела знать, читал ли Альбер книгу шестидесятилетнего журналиста Вашингтон Пост о ребенке из лагеря смерти.
Альбер сказал, что не верит старикам и детям. Он хотел снова увидеть, как Миа смеется. Смеясь, она откидывала назад голову и выставляла напоказ шею.
На третий день пути они встретили первую группу партизан, и Миа занялась репортажем. Фотографии и короткие интервью.
В лагере Нандо журналистку встретили с восторгом.
Нандо поцеловал Миа руку и угостил её местным самогоном.