Это заставляет искорку во мне бороться больше, чем обычно. Огонь из этой искорки растет, пока полностью не поглощает меня. Медленно, он превращается в жизнь, выжигая внутри меня все, оставляя после себя черные обожжённые руины, в которые теперь превратилась моя душа. Огонь превращается в монстра, который ожидает свою жертву. Господин мог бы стать тем, чего я так хотела вкусить. Он получил бы от меня больше, чем требовал. Я бы уж точно в этом убедилась.
Я не знаю как, но я заставляю веки опуститься и утихомириваю свое дыхание, пока раздумываю над его вопросом. "Им нравится то, что они видят?"
Ненависть к жизни выплескивается вместе с моими словами, когда я открываю глаза:
— Скоро я это выясню.
Глава 3
30 августа (День 1)
Рабыня Диана сильнее, чем я вообще мог себе представить. Два часа я пытал ее фотографиями семьи и наблюдал, как она извивалась снова и снова, пока окончательно не отключалась. Она была полностью обнажена, до нее доносились звуки телевизора, где то и дело рассказывалось о крови и смерти, но мне все равно не удалось пробудить в ней те эмоции, которые я хотел. Даже сейчас, когда я наблюдаю за ней через монитор компьютера, я вижу, как прошлое окутывает ее, полностью вырывая из настоящего. Ей все равно, что показывают по телевизору. Я не припомню, чтобы кто — то другой выдержал так же долго, прежде чем закричать, чтобы я выключил эту хрень. Но она не сделает этого. Я ощущаю ее силу воли. Ее гордость.
За нежеланием делать так, как я велю, стоит нечто большее. Что — то случилось. Я видел, как что — то изменилось прямо на моих глазах. Где — то глубоко внутри нее. Я могу объяснить это только чувством, которое возникает и во мне, когда смотрю в ее глубокие зеленые глаза. Тьма взывает ко мне оттуда. Держит ее взаперти, и я понимаю, что только в этой ловушке ей невыносимо спокойно.
Настоящей Дианы здесь нет. Где она прячет себя, остается мне не понятно. Из больничных записей и рассказов людей, с которыми я общался, я узнал, что она была тихой, но доброй женщиной. Но сейчас передо мной лежит не она. Эта женщина такая же, как я. В ней… так много ненависти.
Я не могу не вернуться к моменту, когда заметил изменения.
— Я скоро это выясню.
Я знаю, что это значит — она решительно настроена убить себя. Угроза заставляет меня нахмуриться. Я был готов задушить ее за слова, которые мне пришлось произнести, но она остановила меня своей злобой, выплеснув ее на меня. Она хотела сделать мне больно. Возможно, даже что — то большее. Могла ли Диана думать о том, как навредить кому — то еще? В этом я не уверен. Любой, кто заставлял меня остановиться и задуматься над своими словами, всегда что — то подразумевали. Я не боялся ни одного из них, но в ту секунду, когда почувствовал ее невозмутимость… я уже знал, что столкнулся с равной себе. Если девичьи формы и тело полностью не поглотили бы меня, это сделала бы скрытая сущность ее личности. Но не так, как это происходит между обычными любовниками. Потребность сломить ее больше, чем кого — либо другого, захватила меня с головой. Я хотел открыть секреты, которые хранились не только в ее голове, но и в ее теле. Целых два часа я не мог усмирить свой член, который болел от постоянного напряжения. Я оставил рабыню, когда больше не смог этого выносить. С каждым ее неповиновением, я чувствовал все больший соблазн овладеть ею.
Она зевает, но не отворачивает голову и не закрывает глаза. Этого становится более, чем достаточно. Диана находится в своем маленьком коконе безопасности дольше, чем я позволял кому — либо другому. Настало время пойти дальше, и вернуть ее. Рабыне не понравится то, что я для нее приготовил. Боль, через которую я собираюсь ее провести, не оставит в ней ни малейшего желания жить, но это нужно сделать. Место, которое она в данный момент представляет в своей голове, не является безопасным, и я не позволю Диане там оставаться. Рабы, за которыми приглядываешь на расстоянии — могут быть опасными. Как для меня, так и для себя.
Я подхожу к своему шкафу, и достаю оттуда хлыст. Мысль о том, как я заставлю ее кожу гореть, вынуждает меня замедлиться, когда прохожу мимо зеркала. Я провел несколько часов с новой рабыней, и уже собираюсь преступить к вещам, которые обычно делаю на третий день. Необходимость увидеть реакцию Дианы на боль, является всем, что мне сейчас необходимо, и я не собираюсь этого отрицать. Будет ли она умолять меня остановиться? Будет ли плакать, и захлебываться от рыданий? Или все вместе… Но понравится ли ей это? Если только… Часть меня умоляет, чтобы она отреагировала на это. Я провел недели с навязчивой идеей овладеть ею. Но ничто не столкнет меня с того пути, которого я должен придерживаться.