— Хватит! — не выдержав, я развернулась к нему. — Неужели спустя столько лет ты будешь мстить мне за глупый детский обман?
— Глупый? — прорычал он, глухо приложившись ладонью к подлокотнику. — Из-за этого «глупого» обмана сестра не доверяла мне до самой смерти!
Блейк поднял было руку, но так и не коснулся моей шеи — лишь сжал в кулак. Представив, как позвонки трещат под его пальцами, я пробормотала скорбным голосом:
— Прости… Я сожалею…
— Ты не умеешь сожалеть, кукла, — злобно усмехнулся он. — Но, поверь, я сделаю все, чтобы ты научилась.
[1] Снова обыгрываются созвучные в английском языке слова «dolly» (куколка) и «Dolly» (уменьшительное от «Долорес»).
[2] Статуя Атакующий бык (или Бык с Уолл-стрит) — одна из достопримечательностей Нью-Йорка, изображает разъяренного быка и символизирует агрессивный финансовый оптимизм («быками» на биржевом сленге называют трейдеров, ориентированных рост цен акций).
[3] Рехаб — реабилитационный центр, сокращение от rehabilitation (англ).
Пьяная стратегия
— Не представляете, как он меня бесит, — пьяно пожаловалась я, пристраивая опустевший бокал на дизайнерский столик гостиной Джеки. — Не верю, что отец добровольно написал в завещании такую ересь! Ведь Блейк мне, по сути, не родственник!
От резкого движения закружилась голова. Висевший рядом портрет Жаклин Кеннеди в стиле Энди Уорхола давно слился в цветастое пятно, и глаза не отличались от губ — явный показатель, что пора завязывать с алкоголем — но я упрямо потянулась к подносу с выпивкой. Единственный способ забыться — залиться старым добрым бренди. Или виски. Или текилой. Неважно, чем. Весь вечер я с радостью поглощала все, что горит.
— Притормози, — Бри вяло шлепнула меня по руке.
Лицемерка! Сама же вылакала из графина остатки «макаллана».
С наигранным возмущением я ткнула ее локтем в бок:
— В отличие от некоторых, я хотя бы не оставила без «завтрака» миссис Мэррит.
После очередного развода мать Джеки начинала прикладываться к бутылке еще до полудня, и к вечеру едва держалась на ногах. Отчим переехал в Сохо, к новой жене, и большую часть ночи пентхаус был в нашем распоряжении, чем мы неустанно пользовались все лето.
— Думаешь, она устроит истерику? — Бри виновато посмотрела на Джеки.
— Расслабься, — отмахнулась та. — Мать вырубилась час назад, и раньше утра не проспится. Успею долить ей какой-нибудь дешевой фигни из запасов Чака.
Со сводным братом Джеки воевала давно — налеты на его бар были привычным делом.
— Вы так и не помирились? — я сочувственно надула губы.
— Вот еще! — отсалютовав бокалом своей тезке[1] на стене, Джеки залпом опрокинула в себя остатки «кристалла». — Пусть катится к черту.
— С чего бы это? — донесся от двери язвительный голос. — За квартиру до сих пор платит отец.
— Да пошел ты! — Джеки запустила в него подушкой с дивана, но Чак даже уворачиваться не стал, просто поймал и кинул обратно.
Быстро и без усилий — даже с места не двинулся. Два года в качестве квотербека в школьной футбольной команде не прошли даром.
— Истеричка! — скривился он.
— А ты — зануда!
Оба пикировались, не выбирая выражений, и за те пару минут, что длилась перепалка, мы с Бри успели трижды пригубить скотч.
— Брейк! — наконец, не выдержала она, взмахнув рукой, как рефери перед боксерами. — Чарльз, сделай одолжение — исчезни. От твоих криков голова кругом.
Он попытался возразить, но Бри уже поучала Джеки.
— А ты не связывайся. Знаешь же, что ему нравится провоцировать.
В нашем неугомонном трио только Бри всегда оставалась рассудительной, даже будучи в сильном подпитии. Может, поэтому Чак с ней не скандалил — уважал способность мыслить трезво.
— Малолетние алкоголички, — пренебрежительно бросил он, покидая поле боя.
Показав язык вслед удаляющейся плечистой фигуре, Джеки победно вскинула руки:
— Кто молодец? Я молодец!
Она попыталась изобразить торжествующий танец, но ее повело. Успев подхватить оседавшее на пол тело, мы дружно расхохотались.
К полуночи я едва контролировала заплетающийся язык, но все еще упрямо продолжала ругать Блейка:
— Он давно мог снять отдельную квартиру. Нет же, каждый день маячит перед глазами. Видеть его не могу!
— Так переезжай в Барнард[2], — Бри подлила себе джина. — Там вполне сносное общежитие.
— И зови нас на все вечеринки! — встрепенулась Джеки.
— Меня не приняли, — с горечью призналась я.
Конверт с заветным гербом прислали в конце мая, и я готовилась с гордостью ткнуть им в лицо Блейка, но радужные мечты разбились о крошечный абзац с отказом. Рассказать подругам провале я так и не решилась — было стыдно. А отправить документы в другой университет не позволяла гордость — все Рэдманы учились в Колумбийском.