Очередь оказалось ещё большей, чем в Манеж. Внутри здания нужно было ползти по специально выгороженному проходу вдоль стен, на которых были развешаны живописные портреты написанные мастерами живописи. Для себя Алёшка понял лишь то, что именно в портрете, в этом единственном жанре, фотография, наверное, теоретически могла бы посоревноваться с живописью. В остальном, такая конкуренция не имела никакого смысла. Мастер – живописец мог фантазировать, без каких либо ограничений, так, как только позволяло его мастерство художника и его воображение, видимое только ему самому, до тех пор, пока он не перенесёт его на холст и не сделает видимым для окружающих. Художник мог изобразить то, чего никогда не существовало, или существовало очень давно, или было где-то в космосе.
Мастер – фотограф, каким бы хорошим он не был, он всё же привязан к реальности. Он должен увидеть собственными глазами, а затем показать это фотоаппарату, чтобы тот запомнил. Поэтому искусство художника – вечно, оно не зависит от качества краски. А фотограф привязан к технике, и ограничен её возможностями. И какой бы замечательной эта техника ни была, её задачей останется лишь, более полно и подробно передавать реальность.
А вот с портретом всё по-другому. Безусловно, большинство портретов на этой выставке были написаны с натуры. Чаще всего, тот кого изображали, специально позировал художнику. Он специально готовился, подбирал одежду, предметы, которые должны были появиться на полотне, чтобы подчеркнуть, или только лишь намекнуть на образ жизни, профессию или что-то важное, памятное для того, кто изображён на портрете или для замысла художника.
Именно так готовится к съёмке фотограф, всё тоже самое. Часть этих замечательных портретов представленных на этой выставке, возможно, не появились бы вовсе, если бы в то время техника фотографии была достаточно развита. Скорее всего, заказ был бы сделан не художнику, а фотографу. Потому, что фотографический портрет, в определённом смысле представляет даже большую ценность, чем живописный, прежде всего из-за своего главного качества – документальности.
Алёшка, в своё время был поражён цветным фотопортретом Льва Толстого. Читая его книги, он представлял себе писателя, совершенно другим. Гравюры и рисунки, которые часто использовались в книгах, передавали образ Толстого обобщённым. Но это был упрощённый образ, как некий символ, или идол, возможно суть характера писателя, так, как увидел его художник. Но это был навязанный образ. А фотопортрет позволяет зрителю иметь собственное суждение. Когда понимаешь, что вот именно этот человек написал, вот эти строки, они больше не повисают в воздухе. Теперь Алёшка, читая, общался и спорил с их автором….
Гвоздём выставки была совсем небольшая картина «Дама с горностаем», подлинник работы Леонардо да Винчи. Картина висела отдельно от остальных, за пуленепробиваемым стеклом, в ореоле специального освещения. Её охраняли два охранника, вплотную подойти к картине было нельзя. Весь этот антураж, невольно заставлял затихать беспрерывно шаркающую ногами и бубнящую публику. Алёшке удалось хорошо рассмотреть портрет. Больше всего, его впечатлил цвет лица дамы. Оно было светлым, розовым как у ребёнка, и матово бледным. Похоже, дама редко бывала на солнце. Алёшка вспомнил, что уже видел где-то в журнале репродукцию. Тогда она напоминала одну из лубочных картинок, напечатанных на той же странице. И только глядя на подлинник, можно было понять, как избалована эта женщина. Не это ли хотел подчеркнуть художник. Сколько неприятностей должен был доставить ей и ему, вертлявый зверёк, что сидел у неё на руках, если конечно, он не был лишь плодом фантазии Леонардо.
Оказавшись на улице, старший лейтенант сказал, что пошёл на выставку, не зря. Он сам не мог понять, было ли это его искренним мнением, или, как большинство посетителей, он тоже находился под впечатлением, возникшим скорее от необычной атмосферы в зале, а не от обозрения портретов, которые вряд ли могли так воздействовать на несведущего человека.
Никто из выходивших посетителей выставки не ёрничал, и не сравнивал живопись, ни с кинофильмами, ни с французскими духами. Вероятно, у каждой из двух выставок была своя публика.