-- Беги к свету! Не оборачивайся! Беги изо всех сил!
Дороге не было конца, казалось, она только удлинялась. Как в кошмарном сне, паромщика не покидало тягостное чувство, что он бежит на месте. Ноги по щиколотку увязают в густой и клейкой жиже, и несмотря на его отчаянный порыв преследуемого животного, он опять и опять оскальзывается на глинистой почве. Дрожащими руками он тянется к золотистому кольцу - ручке двери, за которой его ждет свобода, а в ушах звучит насмешливый и угрожающий голос, как будто зверь, опасный и наделенный даром слова, уже стоит за его плечом. Глухой дьявольский голос, исходящий из ниоткуда, порождение этого зеленого ада повторяет неустанно:
-- Жаль, что ей придется умереть. Жаль, что ей придется умереть.
Едва паромщик, вне себя от ужаса, вырвался из предательских зарослей на солнечный свет, он тут же споткнулся и полетел вниз, покатился по откосу невысокого холма, покрытого мхом, чья упругость смягчила падение. Проделав несколько кульбитов и покрыв расстояние метров в двадцать, он наконец смог остановиться, полностью ошеломленный, не способный управлять собой, как веревочный паяц. Девушка помогла ему подняться, затем собрала яблоки, которые рассыпались из мешка. Узловатая сухая ветвь все еще цеплялась за ремень его сумки. Она медленно съеживалась, словно солнечные лучи были губительны для нее. Увидев эти крючковатые когти, девушка вскрикнула и отшатнулась. Паромщик отцепил ветку, несколько секунд внимательно изучал ее узлы и утолщения, похожие на черные фаланги пальцев, после чего отшвырнул подальше эту жуткую вещь и вытер руки о полы своей спецовки, забрызганной грязью. Девушка вдруг засмеялась истерическим смехом, смешанным со слезами, так что паромщик даже удивился такому более чем неуместному веселью. Но, увидев мрачное лицо спутника, еще не совсем пришедшего в себя, она тут же извинилась. Было заметно, что она прилагает все усилия, чтобы сдержать этот нервический смех.
-- Простите. Я не должна была. Я знаю, я не должна была.
-- Что, надо мной смеешься? Ну, спасибо, -- упрекнул он.
-- Нет, совсем нет! Вы бы видели, что у вас с головой. Ужас просто.
-- С моей головой? Да я счастлив, что она вообще у меня на плечах осталась.
-- Что это было, как по-вашему?
-- А ты не догадываешься?
-- Зона, -- ответила она.
-- Зона. Теперь ты знаешь, на что она способна, и это посильнее, чем просто не отразиться в реке. И имей в виду, что вся эта территория такая, с сюрпризами. Нигде в зоне мы не будем чувствовать себя в безопасности. Боюсь, как бы фабрика не оказалась расположена в каком-нибудь совершенно недоступном месте.
-- Зона хочет нас убить? Ей нужны наши жизни?
-- Не думаю. Те деревья исчезли, я их больше не слышу, хоть это очень странно. Но в чем я уверен - так это в том, что зона не шутит. Это не игра. Она могла бы нас поразить на месте, но она этого не делает, а напротив, словно указывает нам выход. Думаю, со временем мы поймем. А сейчас давай-ка поищем убежище на ближайшую ночь. Все вопросы - потом.
-- Да, давайте искать ночлег, но ради Бога, не в лесу, -- с улыбкой сказала девушка.
-- Это разумно. А у тебя и в самом деле крепкие ноги. Браво.
Паромщик не стал ничего говорить ей о том, что он услышал. Ему вдруг подумалось, что среди этой ослепительной зелени его спутница выглядит совершенно чуждым гостем. Определенно, здесь ей было не место, впрочем, не вызывало сомнения, что она везде казалась бы не на своем месте - и среди цветущих лугов зоны, и на бетонных мостовых города. Следовало завязать с ней какой-нибудь разговор - по крайней мере, узнать ее имя. Но нет! Он не мог и не хотел разрушить ту тонкую грань, что еще разделяла их. Он должен уберечь свой внутренний мир от любого внешнего проникновения. Даже в компании ему решительно следует оставаться одному - избегать любого сближения, способного разрушить целостность его характера, затянуть его в мглистый хаос человеческих взаимоотношений, потому что (как он всегда в тайне думал) любовь и дружба есть ни что иное, как слабость. Погруженный в свои мысли, паромщик курил, желая успокоить нервы, и девушка не могла понять - то ли он глубоко вздыхает, то ли просто затягивается дымом своей сигареты.
Давно миновал полдень; они шли уже несколько часов, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что никакое сумасшедшее дерево их не преследует. Но все было спокойно; между тем, день угасал, уступая место сумеркам. Паромщику не давала покоя одна мысль - она молотом отдавалась в его возбужденном мозгу. Ему доводилось слышать немало странных историй в кабаках и притонах города. Говорилось о сверхъестественных сущностях, обитающих в зоне, о необъяснимых явлениях, об ужасных чудовищах. До сих пор он относил себя к числу тех недоверчивых скептиков, кто сомневается в правдивости этих россказней. Однако только что зона им ясно продемонстрировала, на что способна. Так, возможно, и фабрика - не просто легенда; да и другие истории о зоне внезапно обрели достоверность. Что, если на самом деле существует комната ответов? Девушка спросит о том, как ей излечиться, а он, что попросит он? Паромщик не мог ответить на этот вопрос; тысяча вариантов вертелась в его переполненной голове. Но вдруг эта сумятица -- еще одна ловушка зоны?
В начинающихся сумерках девушка заметила вдалеке старую полуразрушенную стену, разделявшую два земельных участка. Подойдя ближе, путники обнаружили тесный сарайчик, что-то вроде хижины из сухих камней. Они решили устроиться здесь: было уже слишком поздно искать что-то другое, да и дневной свет почти погас. Ночь принесла с собой огромное количество комаров. Паромщик посоветовал своей спутнице, которой очень докучали эти насекомые, не расчесывать укусы слишком сильно, иначе ранки на нежной коже могут воспалиться. Укрытие не было слишком просторным, но места хватало. Паромщик разжег небольшой костер и, сидя возле него, они поужинали яблоками и ягодами земляничника, которые девушка собрала в кустах, росших поблизости. Они поговорили о том, что произошло сегодня днем, предположили, что их ждет завтра, пытаясь для самоуспокоения составить хоть какой-то план. Серый дымок от костра отпугивал ночных насекомых. Спали они этой ночью плохо, скорее - дремали вполглаза, настороженно прислушиваясь к малейшему шуму, воображая то здесь, то там смутные тени, неясные отблески - бесплотных призраков, презрительно смеющихся над их трусостью. Им даже показалось, что они слышат вдалеке волчий вой, глухой стон, как если бы с ветром до них донеслись жалобы старого мира - печальный отзвук древних воинственных цивилизаций. Паромщик думал о том, какой была жизнь на этих фантастических землях прежде, когда еще не было здесь странных существ, не происходили загадочные явления, и мысль о безрассудной деградации человеческого рода приводила его в ярость, смешанную с отчаянием. Как знать, быть может, он единственный, кто еще остался - свидетель преступлений ушедшего мира, способный оплакать его и пожалеть о нем?
Всю ночь над ними сияли яркие звезды. Паромщик следил за их медленным перемещением. В городском небе звезд было не разглядеть из-за светового загрязнения, создаваемого уличными газовыми фонарями да несколькими заводами, еще державшимися на плаву. Разве что луна была видна хорошо, но ни одно созвездие уже не проступало отчетливо на ночном небе. Здесь же, в зоне, - густая влажная трава под головой вместо подушки, -- вселенная раскрывалась, как книга, обнажая всю суетность человеческих забот и окутывая их благородным покрывалом смирения. Несмотря на ночной холод, паромщик удержался от того, чтобы выкурить одну из трех оставшихся сигарет: он знал, что дорога предстоит еще долгая. Прогремел гром - один единственный раз.