Глава 10
На следующее утро паромщик показал девушке росток, что пересекал северную оконечность деревушки. Об истории с зеркалами ничего сказано не было. Паромщик решил не придавать ей значения и старался вести себя как обычно, несмотря на то, что после вчерашнего его чувства порядком растрепались. Нет, они оба ни о чем не жалели и не испытывали ощущения неловкости от их запретной связи. Для ласк и поцелуев сейчас было не время. Им предстояло решиться и выбрать - двигаться дальше вдоль гигантского стебля, или предпочесть другое направление и отклониться от этого растительного уродца. Паромщик высказал девушке свои догадки, стараясь опираться на логику и скрыв от нее то, что кричит ему его обострившаяся интуиция. Он говорил со всей силой убеждения, а она слушала его, сидя на большом валуне, выщербленном эрозией. День только начался, а она уже выглядела очень усталой: черты лица вытянулись, щеки и губы приобрели восковой оттенок.
-- Это не может быть простым совпадением. Моя карта недвусмысленно указывает, что фабрика находится в этом направлении. Стебель ведет прямо к ней. Это создание живет, тем самым подтверждая истину - фабрика продуцирует некую таинственную энергию, и делает это достаточно мощно. Здесь, совсем близко, есть нечто, и я хочу узнать, что это.
-- Я боюсь еще какой-нибудь гнусности, -- ответила она. - Если не считать слона, все порождения зоны, с которыми мы столкнулись или которые видели, были враждебны. Вспомните деревья в лесу, или те щупальца в болоте. Если эта штука в самом деле живая, то это меня только настораживает. По мне, лучше продолжать идти вдоль рельсов.
-- Мы сейчас находимся в нескольких километрах от границы - ну, от края моего рисунка. Все расплывчато и неопределенно. Я не знаю, что лежит там, где заканчиваются эти кривые линии. Железная дорога давным-давно заброшена, а ее путь мне кажется местами слишком прихотливым. Вот почему я думаю, что лучше идти вдоль этого растительного трубопровода - этот червяк ползет прямо к фабрике. Уж он-то петлять не станет. Если мы последуем за ним, то попадем из пункта А в пункт В самой короткой дорогой - по прямой. Если повезет, выиграем час или два. Но, знаешь, я понимаю, чего ты боишься, поэтому оставляю выбор дороги за тобой.
Она попыталась вообразить опасности, что могут их ожидать, от самых страшных до самых ничтожных. Ее очень тронуло то, с каким самоотречением он заботился о ней, и не только из-за случившейся между ними близости. Она понимала, какая это для него жертва - отдать свою судьбу во власть кому-то другому, и легкость, с которой он сделал этот жест, еще больше укрепила ее любовь и доверие. Не говоря ни слова, она поднялась, направилась к растительному мускулу и дотронулась до него кончиками пальцев. Он был теплым, как тело во сне. Загадочные огоньки сверкали так же ярко, как вчера, и пульсировали в ритме медленного дыхания. Паромщик понял, что она приняла его торопливые доводы. Он подобрал свою сумку, закинул ее на плечо и взял девушку за руку, чтобы вместе двинуться прочь из этой призрачной деревни туда, куда убегал, стелясь по земле, диковинный росток.
Они медленно шли по безмолвной пустынной равнине, убаюканные лаской свежего, почти мятного ветерка. Час проходил за часом, а вокруг простиралась все та же лишенная растительности поверхность, и по мере того, как сокращалось расстояние, в сознании путников возникали новые вопросы, которые некому было задать. Сколько опасностей они преодолели? Сколько необъяснимых явлений довелось им пережить здесь? Фабрика хранила свою главную тайну, и каждый с подспудным страхом ожидал, что будет, когда ее фантастическая природа наконец откроется. Девушку особенно терзала мысль: если она захочет узнать всю правду, не окажется ли истина чересчур ослепительной, слишком жестокой, невыносимой? Что ей ответит зона в той маленькой комнатке, которую она навоображала себе? Сумеет ли она принять ответ? А паромщик, он боялся за нее. Особенно его беспокоила ее бледность. Сколько уже раз он слышал тот страшный приговор? А отсутствие источника делало проклятие и вовсе неотвратимым. "Жаль, что ей придется умереть", -- до сих пор звучало у него в ушах. Это утверждение повторялось с такой уверенностью, с такой непреклонной настойчивостью, как нечто само собой разумеющееся. Оно было написано на стене в том глухом бункере... Раз он поклялся умереть за нее, готов обратиться в ничто, лишь бы она могла жить, не идет ли он сейчас к собственному эшафоту? Какое безумие постигло их обоих, что они блуждают, потерянные, здесь, в лабиринтах зоны? Шли минуты, и их тоска становилась тем сильнее, чем выше поднималось над необъятным горизонтом белое солнце - словно эти два явления были напрямую связаны друг с другом. Солнце, ясное, но палящее, обрушивало потоки лавы на усталые головы несчастных путешественников. Они послушно следовали ходу растения, не позволяя себе отклониться в сторону. Стебель явно оживал: его цвета становились более насыщенными, а на поверхности, не смотря на дневную жару, выступила влага. По мере приближения к предполагаемой фабрике растительный червь пробуждался на глазах, быстрее бежали по его сосудам живительные токи, и эта активность еще больше пугала путников.
После трех часов ходьбы наконец показался страж - единственный свидетель их неуверенного продвижения. Это была грандиозная статуя из закаленного металла; она до сих пор сохраняла вертикальное положение, разве что слегка накренилась набок. Памятник выглядел почти безупречно; казалось, время не властно над его долгим ожиданием. Тонкий слой патины покрыл его зеленоватым, а кое-где - розовым налетом, плющ и дикий виноград оплели его ноги до колен, но он по-прежнему сохранял героический вид. Надпись на гранитной доске уже не поддавалась чтению: выгравированные буквы почти полностью поглотил мох, а то немногое, что еще было видно, не позволяло понять написанное. Страж оставался безымянным, словно река времени смыла все его следы из человеческой памяти. Можно было различить лишь несколько разрозненных букв: ВЛА...ИЛ...УЛ...В. Путешественники молча смотрели на эту впечатляющую глыбу гладкого металла.
- Кто это?
- Не спрашивай у меня его имя: я его не знаю. В любом случае, помогать нам он особо не собирается. Это всего лишь немой указатель, - ответил паромщик.
- Мне он не внушает доверия, - сказала девушка. - Такой болван...
- Тем не менее, когда-то он очень даже внушал, раз ему воздвигли такой почтенный памятник.
Статуя изображала лысого человека с бородкой и аккуратными усами, одетого в длинное пальто. Воображаемый ветер поднял полы его одежды, словно шквал - паруса корабля, и это мгновение было увековечено скульптором. Правой рукой, покрытой пестрым налетом, он указывал на длинное приземистое здание, обвалившуюся коробку, холодную и мрачную, как опустевшая птичья клетка. За спиной стража простирался большой город - по-видимому, центр региона. Казалось, человек запечатлен в момент благородного порыва, словно его жест поднял его над остальными, словно он застыл во всей славе своей мощной мысли. Другой рукой он сжимал лацкан своего пальто, так, как держат книгу, некое Евангелие, молитвенник для надгробной речи над давно ушедшей эпохой. На его лбу лежала печать строгости, а брови были нахмурены, резкие, как два ножа. Темный цвет старого металла подчеркивал мрачное выражение его лица. Тень стража падала на дорогу - асфальтовое шоссе, что вело в центр города.
- Ну и что это означает?
- Это страж. Он показывает нам, куда идти. Видишь те бетонные строения?
- Сколько людей жило здесь, когда разразился катаклизм?
- Думаю, несколько десятков тысяч. Вероятно, мы подошли к нулевой точке зоны. Все началось здесь, а потом распространилось по всему миру.