Рой в его голове гудел так сильно, что он не понимал удивленных реплик, которыми обменивались паромщик и девушка. В его сознании, казалось, все бесконечно переплелось. Какое-то время путешественники еще наблюдали за ним, после чего отправились прочь по асфальтовой дороге. Пламя в его глазах угасло, как звезды поутру. Призрачные насекомые перестали терзать его больной дух. В темных недрах этого существа, свернувшегося безвольной ракушкой, больше ничего не горело - ни страсть, ни ярость, ни даже отголоски боли. Теперь милиционер был лишь горой неподвижной плоти. За вое неверие он расплатился собственной душой.
***
Дорогу к старому городу обрамляли тщедушные деревья. Ни листьев, ни цветов, ни плодов - только тонкие ветки с крохотными почками, говорящими о вырождении. Да еще сухая трава - первая увиденная ими трава спустя столько километров, похожая на всклокоченные волосы, на ведьмину гриву мышиного цвета. На земле в пыли валялись листы гофрированного железа и обломки кровельного покрытия. Вдоль дороги пролегала сточная канава, закрытая пластиковой решеткой, и повсюду в этом мертвом саду громоздились кучи полусгнившего мусора. Наконец они вышли к первой бетонной коробке, многоквартирному улью, чьи ячейки были насквозь пусты, глаза слепы, а уста немы. Через разбитые стекла как вор проникал солнечный свет. Старомодные обои отклеились от влажных стен, а свинцовая краска растрескалась. Сквозь щели в стенах пророс плющ. Бетонная кладка не являлась препятствием на пути живого стебля, который стал еще толще и казался липким из-за стекавшего по нему густого сока. Растение теперь источало запах, который, впрочем, нельзя было назвать неприятным - смесь корицы и ванили. Стебель неуклонно рвался вперед, не принимая никаких компромиссов, не обращая внимания на пилястры, фундаменты или развалины строений, давя и сминая все на своем пути. Он был настолько внушителен, что можно было легко вообразить, будто мертвый город когда-то был построен вокруг этой зеленой артерии и только ради нее. Длинная цепь многоэтажек окружала серый парк - заросли жалких деревьев и кустарников, увядших, траченных зимними холодами и летним зноем. Посреди этого поникшего пейзажа возвышалась карусель. Несколько кабинок оторвались и теперь лежали у основания металлического манежа, похожие на забытые лодки у кромки давно исчезнувшего моря. Возле будки, обитой фанерой, были рассыпаны разноцветные жетончики и висела цирковая афиша. Паромщик узнал рисунок - этот же плакат украшал борта разбитой повозки. Все в городе говорило об упадке: ржавчина на металлических конструкциях, обнажившаяся кирпичная кладка. Впрочем, это было не важно, ведь здесь больше никто не жил. Смерть расползлась по этому чумному бараку под открытым небом. Призрачным городом владела неподвижность и усыпляла любое живое сознание. Ничто, казалось, не могло разрушить серое однообразие длинных зданий - ничто, кроме живого стебля, чьи ослепительные изумрудные оттенки буквально разрывали бледность и сумрачность городских кварталов. Крохотные разноцветные огоньки разгорались все ярче, их свечение становилось еще более интенсивным. Внутреннее гудение тоже усилилось. Путники почти не говорили друг с другом, словно опасаясь неосторожными словами замарать тонкую ткань будущих воспоминаний. На каждом углу стоял плотный столб пыли. Несколько раз им попадались ровно уложенные штабеля радиаторов, давным-давно ожидающих, чтобы их наконец погрузили и вывезли. Встречались и остовы автомобилей, когда-то застрявших здесь и ставших добычей медленной коррозии. Груду ржавых железных останков оплетали стебли растений. Они выходили из земли, проникали под капот, прорастали сквозь шины, жадно пожирали обивку салона и пластиковые детали, все более утягивая в почву эту кучу бесполезного мусора. Цветной татуировкой на бледной коже мертвеца казался здесь растительный червь, упорно ползущий к расположенной поблизости промышленной зоне. Паромщик и девушка медленно пробирались сквозь лабиринт пустых бетонных коробок, удерживаясь от искушения войти куда бы то ни было. Наконец они заметили над крышами жалких строений вертикальную линию, соединяющую небо и землю -- высокую колонну заводской трубы, похожую на маяк без огня. Ее вершина была угольно-черной. Этот указательный палец, направленный к небосводу, мертвый маяк над бетонным морем, подсказал путникам, что фабрика находится прямо перед ними.
Они решили отклониться от растительной артерии и взобраться на холм, возвышающийся неподалеку. Пройдя через дворик детского сада, они поднялись на добрый десяток метров и наконец получили возможность осмотреться. По другую сторону холма перед ними предстала фабрика. В первую секунду паромщик был поражен зрелищем, что открылось им. Со всех сторон к фабрике стекались десятки живых стеблей, точь-в-точь похожие на хлорофилльный мускул, что привел их сюда. Они проникали и сквозь сплошную ограду, и через изломанные железные решетки, а затем исчезали за мощными стенами главного здания. Фабрика была огромной, состоящей из нескольких корпусов разной высоты. По периметру располагалось множество подсобных помещений. Над строениями, словно Вавилонская башня, возвышалась труба. Монументальное сооружение, по-видимому, примыкало к полуразрушенному своду, чьи выпуклые грани напоминали цирковой шатер. С облегчением, наконец освободившись от тяжкого груза разъедающих сомнений, паромщик показательно выкинул в воздух крепко сжатый кулак и выкрикнул громогласное ура.
-- У нас получилось. Смотри! У нас получилось. Мы дошли до фабрики.
-- Да, я едва могу поверить. У нас получилось.
-- Фабрика на самом деле существует. Осталось только найти комнату вопросов.
-- А эти жуткие растения, откуда они идут? Их здесь полно.
-- Я теперь понял! Стебли не стягиваются к фабрике. Они выходят из нее. Возможно, они разбегаются по всей зоне, как система электропроводов или нервные волокна. Ответ мы найдем внутри. То округлое строение есть центр контроля - а остальное неважно. Видишь красную звезду на стене? На входе в бункер была такая же. Если где-то есть главная комната, то только там, я уверен. Пойдем!
-- Я совсем без сил. Я больше не могу сделать и шага.
-- Еще одно усилие, любовь моя. Мы уже почти на месте. Нам остался этот последний переход, и после ничто уже не помешает нашему счастью. Ты вылечишься. Мы будем свободны идти куда нам захочется. Мы наконец узнаем самые сокровенные секреты зоны. Мы сможем сами выбирать свою судьбу.
-- И куда же мы пойдем?
-- Мы можем остаться здесь, в зоне. Или, если ты захочешь, вернемся в город. Мы расскажем людям, что вопреки всем прогнозам существуют места, где жизнь еще возможна. Сколько их, что прозябают в ожидании, даже не зная об этом?
-- Простите меня. Я больше не могу, -- ответила она слабым голосом. - Моя болезнь сжигает меня. Я умираю.
Из носа у нее побежала тонкая ниточка крови. Поняв, что ее недуг усилился и что ему надо побыстрее найти лекарство, паромщик велел себе сохранять спокойствие. Рукавом он вытер рубиновую струйку. Девушка была без сознания, и паромщик напрасно хлопал ее по бледным щекам, сопровождая свои жесты бессмысленными восклицаниями. Он сбросил свою сумку в серую траву у корней молодого дубка. Паника стремительно захватывала его, а в висках молотом стучал адреналин. Он пытался ободрить девушку, говоря, что глупо терять надежду, когда они столь близки к цели. Нет! Судьба не может быть так цинично-жестока к ним. Но девушка не отвечала на его зов, обмякшая, словно марионетка, которую лишили поддержки. Тогда он взвалил ее, как мешок, на свои крепкие плечи и быстрыми шагами кинулся вниз с холма, с которого они обозревали фабрику и скопище растительных артерий. Он спешил изо всех сил, преодолевая последние метры, что отделяли его от фабрики. Центр контроля приближался, и паромщик уже ясно различал красно-золотую эмблему на его дверях. Цветные стебли здесь уходили под землю - точь-в-точь водопроводные трубы. Девушка больше не подавала признаков жизни, кровь запеклась на ее лице. Прядь белокурых волос попала в этот густой поток и, пропитавшись им, застыла на побелевшей щеке как змейка. Паромщик взбежал по металлической лестнице, толкнул ногой легкую дверь из пластика и вошел в зал. Помещение было пустым. С белых стен на него смотрели погасшие экраны, соединенные электрическими проводами; бросились в глаза несколько больших переключателей, да в придачу к ним ряды цветных кнопок. В железном шкафу со стеклянной дверцей, аккуратно убранные, с незапамятных времен ждали своего часа огнеупорные комбинезоны. Больше ничего.