Она помнила, как папа ходил по соседским квартирам в доме, как им помогал тот самый Владимир с последнего этажа, как плакала Анна Петровна, эта старушка, угостившая их конфетами…
Через несколько дней в милицию был сделан странный звонок. Звонивший свистящим шепотом сообщил дежурному сотруднику, что пропавшую Катю в день исчезновения видели с неким Романом Никольским, который проживал в соседнем дворе.
Именно рядом с этим домом и была обнаружена резинка для волос с божьей коровкой, которая принадлежала Кате…
Установить анонимного информатора, сообщившего эти сведния, не удалось – звонок был сделан из таксофона, а в те годы никаких камер наружного наблюдения еще не было.
Тем не менее Роман Никольский был установлен, и в его квартире был произведен обыск, в ходе которого была обнаружена кипа фотографий с обнаженными девочками. Кати на изображениях не было. К сожалению или к счастью, Журавлев не знал, но это было неважно. Куда важнее оказались результаты обыска деревенского дома Никольского в Ярославской области. В сарае, под листом железа были обнаружены остатки детских конечностей. Экспертиза показала, что они принадлежат как минимум шести разным детям.
Журавлевы настаивали на более точных исследованиях. Им предложили сделать генетическую дактилоскопию, проще говоря, ДНК, дорогостоящее по тем временам исследование. Отец с матерью продали последнее, и экспертиза была проведена. По результатам анализа одна из правых рук оказалась Катиной. Когда об этом узнали Журавлевы, Светлана слегла с инфарктом, а Антон Сергеевич поседел за один вечер.
Только одна рука, даже не рука, а кисть. Больше ничего от Кати обнаружено не было, как оперативники ни обрабатывали Никольского. Он не признавал своей вины, на допросах исступленно кричал, кидался на следователя и конвоиров, а в СИЗО неоднократно пытался покончить с собой.
Ему дали пожизненный срок, но впоследствии признали невменяемым и поместили в психиатрическую больницу закрытого типа. Дело о пропаже восьмилетней Кати Журавлевой было закрыто.
Шло время, и душевные раны нехотя затягивались, превращаясь в шрамы. Однако получившиеся рубцы оказались слишком серьезным испытанием для семьи Журавлевых. Спустя год после смерти Кати, когда отец уже не расставался с бутылкой, мама подала на развод. Антон Сергеевич окончательно переехал в ту самую квартиру. Изредка он брал на прогулку Настю, но эти встречи с каждым разом становились все реже и реже, пока не прекратились вовсе.
Повзрослев, Настя поступила в Институт международных отношений, где познакомилась со своим будущим мужем Виктором. Его родители работали в посольстве Великобритании и, когда Настя вышла за него замуж, предложили им перебраться к ним. Вскоре молодожены уехали из России.
А через год после этого мама, не оставив прощальной записки, выбросилась из окна одиннадцатого этажа.
Настя крепко зажмурилась, так, что у нее заболели мышцы лица.
«Скажи папе, что тебе не будет скучно дома».
Эти слова Кати зазвенели в ее голове, словно колокол, и она чуть не закричала от испуга – таким отчетливым и ясным был прозвучавший голос давно умершей сестры.
– Папа, мне не скучно, – пробормотала она, смахивая слезинку. Толкнула рассохшуюся балконную дверь и вернулась на прокуренную кухню.
– Как поживает господин Роман Никольский? – разлепила она губы. – Ты что-нибудь слышал о нем, папа?
Отец заерзал на стуле, словно вопрос дочери поставил его в тупик.
– Он умер, – наконец сообщил он, чихнув. – Там, в психушке. Года два назад.
– Умер, – повторила Настя задумчиво, словно пробуя это слово на вкус. – Умер в постели, под крышей, с трехразовым питанием…
– Дочка, я не думаю, что там, где находился Никольский, были райские усло… – начал было говорить Антон Сергеевич, но она перебила его:
– Ты что, защищаешь эту мразь?
Рыхло-землистое лицо отца еще больше осунулось, тусклый свет лампы отбрасывал тени на его запавшие глаза, делая их похожими на провалы в черепе.
– Да… не так я представлял себе нашу встречу.
– И кто виноват в этом? – язвительно поинтересовалась Настя.
Журавлев помолчал немного, потом заговорил:
– Я должен тебе кое-что сказать, родная.
Настя повернулась к нему с воинственным видом.
– Понимаешь… только не психуй. И вообще, сядь. – Видя, что дочь даже не шелохнулась, он тяжело вздохнул. – Настя, по всей видимости, Никольский не виноват. По крайней мере, он не убивал Катю.