– Здравствуй, мамуля. Катенька, привет, сестренка, – вполголоса произнесла она, перекрестившись. Она огляделась вокруг, покачав головой. Ограда с облупившейся краской, давно выцветшие венки, принесенные ветром обрывки грязного полиэтилена и загаженный птичьим пометом памятник – все это заставило ее сердце сжаться. Судя по всему, последний раз тут были очень давно.
«А что ты ожидала? – ехидно полюбопытствовал внутренний голос. – Твоему папаше не до уборки могил…»
Настя сняла пальто, повесив его на крючок ограды, и принялась наводить порядок. С помощью пластмассового совка она сгребла мусор в сторону, сполоснула памятник водой и положила на плиту цветы. Ее взгляд остановился на фотографии Кати, и ее губы задрожали.
«Ярко солнце светит… щебечет воробей… добрым жить на свете веселей», – мысленно проговорила она слова из песни кота Леопольда. Они с Катей обожали этот мультфильм и в те далекие годы пересмотрели все серии, причем по нескольку раз. Удивительно, но Настя до сих пор помнила эту песню… Иногда они, хихикая, отождествляли себя с наглыми мышами из этого мультика. Катя, более старшая, считала, что она – белый худенький мышонок, а Настя – серенький, толстый. Настя постоянно дулась, поскольку тогда была пухленькой, как пупс, но Катя успокаивала ее, приговаривая: «В следующий раз белым мышонком будешь ты!»
Она каждый раз что-то придумывала, и Насте никогда не было скучно с сестрой, хоть она и была ее старше на два года. Они могли долго и со скандалом делить игрушки и сладости, но на улице всегда стояли друг за друга горой, не давая никому в обиду. И когда все это произошло, понадобилось немало времени, чтобы до ее детского понимания окончательно дошла страшная мысль: Кати больше нет. Ее нет и больше никогда не будет рядом с ними.
Женщина коснулась рукой памятника. Это была семейная могила по линии их матери. Рядом покоились дедушка с бабушкой – они умерли в 1976 году во время автокатастрофы. В 1994 году убили Катю. Ее кремировали и в могилу захоронили урну с ее прахом. Будучи маленькой, долгое время Настя не могла понять, зачем Катю сожгли в печке, словно какую-то ненужную газету или палку. Кажется, даже мама была против этого, но настоял отец. Похороны уже давно прошли, но разговоры о Кате не утихали, и Настя даже как-то подслушала поздно вечером разговор родителей на кухне.
«Гроб, говоришь? Какой гроб, дура?! – странным, икающим голосом говорил отец, и Настя поняла, что папа пьян. – Кто хоронит в гробу руку?!»
Мама разрыдалась. После этого случая она постоянно плакала, а отец все время пил. Вот и допился, что называется. Рак печени.
Настя задумчиво гладила ровную поверхность надгробия. Камень был ледяным, и кончики ее пальцев постепенно немели. Она торопливо надела перчатки, только сейчас обратив внимание, как стремительно сгущались сумерки. Пора ехать к отцу.
Она быстро зашагала к церкви. Поставив у иконок несколько свечей, она, помолившись, вышла наружу. После того как Настя побывала в храме, ее внезапно охватило жуткое чувство иррациональности происходящего. Будто бы все это сон.
«Зачем я здесь?! – в смятении думала она. – Я, наверное, спятила, раз поперлась сюда!»
«Твой отец болен», – попробовал возразить внутренний голос.
Да, вроде того. Отец сказал, что он болен. Применительно к отцу болеть и говорить о своей болезни – разные вещи, зачастую его слова сильно расходились с реальностью. Как это ни прискорбно.
«Из-за него убили Катю. Он развелся с мамой и не интересовался моей жизнью несколько лет. Вплоть до самоубийства мамы. Только после этого он, просравший работу и друзей, с прокисшими от выпивки мозгами и циррозной печенью неожиданно вспомнил о существовании второй дочери, которой в те дни так не хватало отцовского внимания и хоть немножечко любви…»
Может, плюнуть на все и поехать в гостиницу? Обратный вылет в Лондон завтра в пять вечера, и она со спокойной душой может провести сегодняшний день в гостинице. Ну нет у нее желания видеться с отцом!
«Уеду. А если ему нужны деньги на лечение, я переведу на счет клиники», – пронеслась у Насти мысль.
– Помоги бабушке, дочка, – раздался откуда-то дребезжащий голос, и она обернулась. Перед ней, облаченная в засаленный пуховик, топталась сгорбленная старушка. Ее изрыхленное морщинами лицо напоминало географическую карту жизни, в которой невзгод и лишений было куда больше, чем светлых дней. Рука, сжимающая пластиковый стаканчик с монетами, мелко тряслась. Узловатые пальцы с кривыми ногтями были темно-красными, почти багровыми.
«Интересно, это от холода или от старости? – почему-то подумала Настя, глядя на дергающуюся руку попрошайки, и полезла в карман. – А может, это уловка? Чтобы вызвать сочувствие?»