Бен досадливо морщится.
- И смысл во всем этом? Сколько я так протяну? Месяц, два?
- Я же сказал, что помогу.
Вынув из шкафа с покосившейся дверцей двухлитровую бутыль из темного матового стекла, Дэн ставит её на стол.
- Эта настойка поможет твоему организму справиться. Она компенсирует недостаток гормонов, снимет интоксикацию. Начнешь принимать её трижды в день, к тебе вернется аппетит и силы. Плюс регулярный прием витаминов и кальция будет тоже очень кстати. Да, на последних сроках, плод будет все сильнее давить на внутренние органы, с женщинами тоже такое происходит. Надо будет есть часто, но понемножку, чтобы не перегружать кишечник.
Бен молчит около минуты, рассматривает старика не мигая. Потом вдруг, согнувшись пополам, начинает смеяться. Вернее, неприлично ржать, будто какой-нибудь подвыпивший посетитель бара. Отсмеявшись, вытирает выступившие слезы, глядит на серьезно-скорбную физиономию Локка и невозмутимую Дэна.
- Не обращайте внимания. Вспомнилась передача «Советы беременным» по телеканалу для домохозяек. У Джейкоба всегда было своеобразное и очень извращенное чувство юмора. Вот только одного я не понял. Ты сказал, что этому… эмбриону недели четыре. Если он порождение Острова, то все должно было начаться, как только мы сюда переехали, но прошло уже три с половиной месяца.
Дэн неторопливо вынимает трубку из кармана, закуривает и ворчливо произносит:
- Экий ты непонятливый, все надо разжевывать. Остров лишь дал тебе определенные возможности. Но для зачатия нужны двое, и произошло оно самым, что ни на есть, естественным путем. Я сказал при нашей первой встрече – то, что ты в себе носишь, принадлежит и тебе тоже. Точнее было бы выразиться – оно принадлежит вам обоим.
Бен резко поворачивается на пятках, и от его взгляда, устремленного на Локка, тому становится очень сильно не по себе. Будь Лайнус прежним, такой взгляд сулил бы скоропостижную и мучительную кончину объекту его сомнительного внимания.
- Я. Не. Желаю. Об. Этом. Слышать. Поняли?
Двигаясь как плохо смазанный робот, Бен берет куртку со стула и выходит наружу, от души хлопнув дверью.
Выпустив к потолку сизое колечко дыма, Дэн причмокивает губами.
- Да, тебе не позавидуешь, приятель. Нелегко тебе придется.
Мотнув головой, Джон берет со стола бутыль с настойкой, аккуратно упаковывает в рюкзак. Чуть приподнимает уголки губ, протягивает руку для рукопожатия.
- Спасибо за помощь.
Лайнуса снаружи уже не видно, он, скорее всего, движется туда, где они оставили машину, и Локк устремляется вдогонку почти бегом. Бен обнаруживается метров через триста; его зеленовато-серая утепленная куртка с капюшоном мелькает между деревьев. Шагает на предельной скорости, хотя по пути сюда передвигался с трудом и одышкой, под ноги не глядит. Джон, ускорившись, догоняет его и успевает подхватить, когда тот спотыкается о корень и начинает заваливаться лицом вниз. Бережно усадив на землю, спиной к древесному стволу, вынимает из рюкзака походную кружку, наливает настойку на треть, сует Бену под нос.
- Выпей прямо сейчас!
Тот моргает и щурится, будто от солнца, хотя в лесу полумрак; дышит тяжело и рвано, выглядит так, что краше в гроб кладут – осунувшийся, бледный до синевы, с капельками пота на лбу и переносице, темными кругами под глазами. Покорно, даже не поморщившись, глотает мутную бурду с резким запахом, потом откидывает голову назад и долго смотрит на верхушки деревьев, силясь восстановить дыхание. Переведя взгляд на Локка, рассматривает его, словно видит впервые. Произносит, вроде как, на полном серьезе:
- Что ж. Теперь, как честный человек, ты должен на мне жениться.
Дома Алекс не сидится. Уроки не делаются, музыка лишь раздражает, все кажется скучным и пустым – книги, фильмы, социальные сети, идиотские девчоночьи чаты с бесконечными делами сердечными. Звонил Джон, сказал, что ему нужно на лесопилку, а Бен приедет пораньше, но Бена все нет и нет. Смысл заказывать пиццу – она трижды остынет, пока они все соберутся за столом, будет как резиновая.
Алекс садится перед зеркалом. Пропустив волосы между пальцев и собрав пряди в горсти, натягивает кожу на лбу и висках, вглядывается в свое лицо. «Дурнушка. Как есть, дурнушка. Вдобавок, круглая идиотка». В определенные моменты, ей остро, до боли не хватает матери. Некоторые вещи мужчины просто не в состоянии понять, и никогда не будут в состоянии. Время от времени она пытается представить себе мать. Её лицо, голос. Что бы она сказала, как утешила бы. Наверняка сказала бы, что Алекс красавица, а будет еще краше. Перебирала бы её волосы, говорила бы, какие они густые, мягкие и чудесные. Возможно, дала бы примерить что-нибудь из своих украшений, пообещав подарить потом на свадьбу. Впрочем, откуда ей знать? У нее никогда не было матери. Резко отвернувшись от зеркала, Алекс порывисто поднимается и, одевшись, выходит из дома. Идет, не заботясь о направлении - Дарк Лейк можно, при желании, обойти пешком, тут не заблудишься. Непроизвольно цепляет взглядом знакомую фигуру в зеленовато-серой куртке, что маячит у дверей аптеки. Бен останавливается, заглядывает в пакет с покупками, морщит лоб. Потом медленно шагает вдоль улицы, нашаривая что-то в кармане, наверное, ключи от машины. Прикусив губу, Алекс идет следом. Подойти бы сейчас, заговорить, как ни в чем не бывало. С той памятной размолвки они с Беном и словом не перекинулись. Это как-то… неправильно. И здорово напрягает. А еще подслушанный разговор не выходит из головы. Если Бен так серьезно болен, отчего они не найдут хорошего врача? Он даже в местную больницу больше не обращался. Что он в себе такого носит, чего нельзя никому показывать? Вероятнее всего, это связано с Островом. Но от Бена черта с два добьешься правды, больше шансов, что проболтается Джон.
На улице ни души; рядом с джипом Бена маячит небольшой темный фургон, из недр коего двое мужчин в одинаковых серых вязаных шапках выгружают какую-то мелкую садовую мебель. Решившись, Алекс ускоряет шаг, и уже открывает рот, чтобы окликнуть отца, но тут происходит что-то странное и пугающее – мужчины в шапках бросают свой груз, во мгновение ока хватают Бена под руки и запихивают в фургон, который тут же срывается с места. Крик застревает у Алекс в горле; она бросается вперед, бежит за фургоном, лихорадочно пытаясь запомнить номер и, одновременно, справиться с паникой. Она не смотрит по сторонам, не видит ничего вокруг и совершенно напрасно. Её внезапно хватают за плечи и зажимают ладонью рот; она отчаянно брыкается, по пути к громоздкому черному «Вольво», припаркованному за углом.
Съёжившись на заднем сидении как загнанный зверек, Алекс тяжело, со всхлипами дышит; одного из нападавших она укусила за руку, так что теперь у нее во рту мерзкий привкус, а сердце колотится, кажется, у самого горла. Человек, что сидит впереди, рядом с водителем, оборачивается. Его лицо кажется Алекс смутно знакомым, но объятый паникой мозг отказывается вспоминать, где именно она могла его видеть.
- Здравствуй, Александра, - произносит он безо всякого выражения, - мы встречались очень давно, ты была ребенком и вряд ли меня помнишь. Меня зовут Чарльз Уитмор.
========== 10. ==========
- Мне жаль, что все так вышло.
Голос Безымянного, на самом деле, был исполнен искреннего сожаления. Бен отступил к стене, прижался лопатками и затылком. Глядел в сторону, куда-то в угол. Мучительнее всего было видеть знакомое до мельчайшей черточки лицо. Терзавший его поначалу болезненный клубок из сожалений, мук совести и ощущения утраты почти растаял. Безымянный растопил этот клубок, шаг за шагом, сам о том не подозревая. А, может быть, и подозревая, и даже зная наверняка. Сколько лет он прожил на Острове рядом с братом, ставшим его заклятым врагом? Никто этого не знает, даже Ричард. Счет шел на века. За такую уйму времени он должен был научиться читать человеческие души, будто раскрытую книгу. Знал ли он, что причиняя Лайнусу боль, он, на самом деле, дарует ему желанное искупление? Вряд ли. Скорее всего, ему просто нравилось играть с человечком, оказавшимся целиком и полностью в его власти.
Безымянный сделал шаг, придвинувшись вплотную, так, что Бен услышал его дыхание. Зачем он дышит? Он ведь не человек, ему не нужен кислород. Странные мысли лезут в голову. Когда Локк стоял вот так близко, от него исходило ощущение тепла и жизни, он как будто заполнял собой окружающее пространство, каждую его клеточку, каждую молекулу воздуха. Нет ничего более непоправимого, чем смерть. Нет ничего более непоправимого, чем чувствовать сейчас на том самом месте, которое занимал Джон, холод и пустоту. Хотя, отчего же холод? Пальцы Безымянного, ухватившие его за подбородок, по-человечески теплые. Вот он поворачивает голову Бена, насильно заставляя глядеть прямо на него, нежно обводит контуры его лица, уделяя особое внимание губам.