Внутри просторной светлой комнаты с высоким потолком, наполовину заставленной стеллажами с коробками из белого картона, прямо под окном стоял письменный стол, на котором лежали счета, накладные и официальные бумаги, на стене справа висели картины в бордовых и шоколадных тонах, а прямо посередине комнаты танцевала, закрыв глаза, невысокая и очень хорошенькая девочка с кудрявыми светло-рыжими волосами. Ее глаза были закрыты, а в ушах поблескивали маленькие наушники. Девочка, пританцовывая в такт мелодии в крохотной гарнитуре, порхала из одного конца комнаты в другой, переносила запечатанные коробки из белого картона и укладывала их на полки стеллажей. Она не обратила никакого внимания на вошедших внутрь сестру и сопровождавшего ее незнакомого парня, попросту их не заметив. Она стояла к ним спиной, взяв в руки небольшую белую коробочку, затем не спеша поднялась по лесенке, приставленной сбоку к стеллажу.
“Кого-то она мне напоминает…” - про себя подумал Донателло, глядя на рыженькую девочку. На вид он бы дал ей, максимум, пятнадцать ил шестнадцать, в действительности же, младшей О’Брайан было около двадцати.
Эллин не понравилось, что сестра проигнорировала ее появление:
- Ники!
Рыженькая девочка резко обернулась на звук своего имени, но, потеряв равновесие, она покачнулась и, стараясь уцепиться руками за стеллаж и удержаться от падения, с грохотом опрокинула его на себя вместе с десятком запечатанных коробок, сама плюхнувшись на пол, мертвой хваткой вцепившись в лестницу.
Эллин с выражением ужаса в глазах метнулась к сестре, чье по-детски круглое и очень милое личико сморщилось от боли, девочка с силой сжала обеими руками левую лодыжку.
- Я много раз тебя предупреждала: не слушай музыку…
- … и не танцуй около стеллажа. - продолжила за сестру девочка, скопировав ее манеру разговора.
Донателло приблизился к сестрам.
- Лин, где аптечка? - быстро спросил он.
- Внизу, под прилавком, - на автомате ответила девушка, не отводя глаз от сестры.
Когда молодой человек скрылся в дверном проеме комнаты, девочка сказала:
- Это Он, да? Очкарик. - хихикнула она.
Эллин метнула в ее сторону укоризненный взгляд. Девушка почувствовала, как сильно забилось ее сердце, когда она услышала свое имя из его уст.
В это время Донателло возвращался на второй ярус.
- Давай, представь, что я врач, и опиши, как ты себя чувствуешь? - суетливо спросила Эллин.
- Ты и есть врач. - сморщившись от резкой боли в ноге, ответила Ники.
- Да разве я врач? - девушка тихо усмехнулась в ответ, осматривая ногу сестры, - Пять лет училась правильно разрезать человека, чтобы потом строчить статейки в “Granta” и вести скучную “Бессонницу”, которую никто не слушает…
- Я слушаю, - вмешался Донателло, опустившись на колени рядом с Эллин.
Девушка смущенно улыбнулась, опустив голову вниз, еле-еле сдержавшись, чтобы снова не покраснеть.
- Вывих, - секунду спустя констатировала она, посерьезнев.
- Надо вправлять. - решительно сказал Дон.
- Не надо! - испуганно вскрикнула Ники и маленькие соломенные веснушки заиграли на ее пухлых румяных щеках.
Тем временем в квартире Эйприл…
- Эй, Раф, у тебя есть сельдерей? - участливо поинтересовался Микеланджело.
Нервы Бунтаря были на пределе. Он весь вечер не знал, куда ему себя деть, у него все валилось из рук, он даже пару раз врезался в открытую дверцу подвесного шкафчика. Происходящее ужасно давило на мозг: Темперамент участвовал в Битве Нексуса, сражался со Шреддером и любовью Микеланджело к ужасным детским мультфильмам… но он никогда не чувствовал себя более нелепо, чем сейчас, находясь здесь, в ее квартире, на ее кухне.
Эйприл как раз вышла в коридор, чтобы поговорить по телефону, оставив братьев одних.
- Нет, - сдержанно ответил Раф, - у меня нет сельдерея.
На самом деле этот вопрос был только предлогом.
- Держи сельдерей! - Микеланджело протянул брату пучок, перевязанный тонкой голубой веревочкой и, когда тот осторожно взял его, обладатель нунчак резко схватил Темперамента за руку и приблизил свое лицо к его уху, - Если бы я был девушкой, я бы кинул тебя в этот же вечер. Ты же роль ее парня играешь! - с укоризной шептал Майки, - Ты за сегодняшний вечер ни разу не дотронулся до нее, слова ей не сказал! Если ты продолжишь так себя вести, у тебя могут начаться проблемы, чувак.
Бунтарь только сейчас понял, на что согласился. Идя сюда, он даже и не думал о том, что ему придется делать; он никогда не знал, какого это - быть чьим-то парнем; мелодрамы он не смотрел, а всю нежность, когда-либо возникавшую внутри него, он старался моментально гасить. Он частенько багровел от злости, но ему еще не доводилось так часто краснеть в присутствии девушки.
Майки заметил удрученный вид брата и решил его развеселить.
- Эй, Раф, смотри, у меня шесть яиц в одной руке помещается! Я могу гораздо больше! Спорим, я смогу удержать двадцать шесть яиц?!
- Да не сможешь ты. Рекорд - двадцать пять. - буркнул в ответ брат.
- А если смогу, то никуда не уйду из этого дома и обязательно закручу романчик с тетушкой Эйприл!
В итоге, Весельчаку удалось отвлечь брата и даже его немного развеселить, потому что всякий раз укладывая в руку символ плодородия, Майки сопровождал свои действия словами: “Одно яичко, второе яичко, пятое, шестое…” и так далее.
Когда Микеланджело уместил в руке порядка двенадцати яиц, в кухню вошла Эйприл.
- О, ребята, родители уже на подходе. Что вы здесь делае… - но она не договорила, потому что от резко шума и звука ее голоса, Майки, вздрогнув, потерял равновесие, и дюжина яиц с хрустом упала ему под ноги и растеклась по всему полу.
Возникло секундное молчание.
- Майки! - одновременно с досадой крикнули Эйприл и Раф.
- Я все… уберу? - виновато улыбаясь, пролепетал Весельчак.
Времени было мало, обладатель нунчак уже должен был покинуть квартиру, но, превозмогая все ругательства, которые когда-либо изобрел человек и которые были известны Рафу, Весельчак послушно оттирал “сырую яичницу” с напольной плитки, пока Эйприл хлопотала в гостиной, сервируя стол.
- Если я тебя еще раз увижу с яйцами в руках… - сквозь зубы рычал Раф, - то сделаю из тебя омлет.
- Ахах, а если не в руках? - не сдержался Майки, стирая последний желток в уголке между шкафчиком с кастрюлями и плитой.
- Ну все, мне плевать, тебе конец, Майки!…
И Рафаэлю действительно не помешало бы ничего… кроме неожиданного шума, донесшегося за входной дверью, а затем и разрывающегося от нетерпения дверного звонка.
В коридоре послышались голоса, шорох, причмокивания губ о щеку… Затем в гостиной появился высокий и статный мужчина с небольшим округлым животом в полосатом серо-синем пуловере и кожаном пиджаке, следом за ним вошла сухая немолодая женщина в вязаном платье малинового цвета в мелкую коричневую полоску весьма странного покроя (с длинными рукавами, расширявшимися от плеча и юбкой ниже колена). Когда Эйприл вошла в гостиную, на ее щеке красовался яркий след от красной губной помады.
- А мама разве не должна была приехать? - поинтересовалась девушка, принимая из рук отца пиджак.
- У нее работа, детка. Ты же ее знаешь: отчеты, сметы… ох уж эти бухгалтеры. - проговорил отец Эйприл.