“Я всегда буду волноваться о вас, будь вы хоть парнями, хоть черепахами; или парнями, которые были черепахами”.
- Люблю я Спрингстина! - резюмировала тетушка Джо, кончив песню под овации Эйприл и мистера O’Нила, к которым позже присоединился и Раф.
- И я люблю! - подхватил мужчина с густыми седыми усами, - Спасибо тебе, дочка, ужин восхитительный!
- Просто волшебный! - вторила ему женщина в малиновом платье.
- У меня бы ничего не получилось, если бы… не Рафаэль. - смущенно проговорила Эйприл, исподлобья посмотрев на Бунтаря, все еще сидевшего на круглом черном стульчике, локтем оперевшись о закрытую крышку фортепиано.
Услышав свое имя из ее уст, Темперамент резко выпрямил спину и посмотрел в сторону стола.
- Что ж, мы с Джо прогуляемся, тут рядом, заглянем в “Zabar’s” и прикупим кое-что к чаю, а вы тут пока… В общем (мужчина с седыми усами встал из-за стола и подошел к Рафу, тоже быстро поднявшемуся со своего места), - я был рад познакомиться с Вами. Чудесный вечер. Вы - отличный парень, Рафаэль. - с этими словами орнитолог крепко пожал руку Бунтаря и поспешил удалиться.
Парочка осталась вдвоем.
В это же время, в Бруклине…
Смерклось. Тишину улицы, щедро освещенную светом фонарей, нарушал лишь отдаленный разговор двух итальянцев, стоявших где-то за углом, в переулке. Вдали слышался приглушенная игра саксофона; на чистом темном небосклоне серебристым и золотым сверкали мириады далеких звезд.
На открытой площадке, на краю крыши одного из домов сидели двое: светловолосая девушка и молодой человек в округлых очках для зрения. Они расположились совсем близко друг к другу и смотрели в небо.
- У тебя красивые очки… они тебе идут. - нарушила тишину девушка.
- А мне нравится твоя водолазка, - улыбнулся Дон, коротко глянув в сторону Эллин.
Та смущенно улыбнулась, не найдя, что ответить. Ей нравилось носить водолазки даже летом, и теперь, надев свою любимую, кофейную и мягкую, она была удивлена, услышав подобный комплимент; Умник метил прямо в сердце.
Вновь возникло молчание.
- Почему ты молчишь? - спросила девушка, сказав первое, что пришло в голову, мысленно обругав себя за “ванильность и приторность” вопроса.
- Так я молчу не зная, что сказать, - начал декламировать Донателло первое, что пришло в голову, - не оттого, что сердце охладело. Нет, на мои уста кладет печать… - он осекся, вспомнив окончание строфы.
“Моя любовь которой нет предела” - мысленно продолжила за него Эллин, в ее глазах промелькнуло удивление.
- Это Шекспир. - сказала она. - Я люблю Шекспира.
Ее сердце забилось сильнее. Она посмотрела на Дона. Когда он говорил вслух давно знакомые ей строчки, его бархатистый голос звучал так стройно и мелодично, обволакивая ее целиком, успокаивая, погружая в состояние легкого сладковатого тумана. Эллин понравился его голос. Она весь день наблюдала его манеру разговора, которая ей необычайно нравилась, а то, как он хлопотал вокруг ее сестры, и как затем позвал ее смотреть звезды на крыше, казалось Эллин небывалым чудом.
- Жаль, что сегодня не мой день рождения. - сдавленным от волнения голосом сказала блондинка, медленно болтая ногами и глядя вниз на улицу.
- Почему?
Девушка легко улыбнулась.
- Потому что в день рождения всегда случаются чудеса. Как сегодня. Я стояла на Бродвее, боясь увидеть кого-то, похожего на Билли Гибсона, а… пришел ты.
Дон молча снял с себя джинсовую куртку и накинул ее на плечи девушки, та тепло закуталась в нее, благодарно посмотрев ему в глаза.
Умнику Эллин казалась маленькой беззащитной девочкой, которую хотелось крепко прижать к себе и никогда не отпускать… но он бы себе этого не позволил. По крайней мере, сейчас.
Продолжение следует…
*Гаттамелата - конный памятник кондотьера Эразмо де Нарни, по прозвищу Гаттамелата, произведение рук великого флорентийского скульптора Донателло.
========== Часть 9 ==========
“Меня зовут Хамато Сплинтер. Я и мои сыновья живем в канализации под Нью-Йорком уже около двадцати лет. Я учил своих черепашек, надеясь, что когда-нибудь они смогут быть полезны людям; конечно, они прекрасно умеют вязать, но это далеко не все. Я давно подозревал, что все четверо тайно мечтали стать людьми, беспрепятственно гулять по улицам и не бояться, что их кто-нибудь поймает для опытов и запрет в какой-нибудь секретной лаборатории; я подозревал, что когда-нибудь они смогут почувствовать, какого это - выпрямить спину и завести девушку, но когда им это действительно удалось, я был в некотором замешательстве. Сейчас, пока они наслаждаются человеческой жизнью, по секрету бегают на свидания и покупают носки, я не стану им ничего говорить, ведь потом они сами поймут, что рано или поздно соскучатся по приключениям, адреналину и панцирям. А пока они четверо, их девушки и я благодарны человеку по имени Франсуа Ноктерн де Ку-Бертен”
Донателло и Лин в ту ночь еще долго сидели на крыше, молча глядя в небо, пока девушка не заснула на плече Умника.
Осознание происходящего пришло к нему только, когда он вернулся домой и присоединился к Микеланджело, исполнявшему четырехчасовое ха-ши за то, что пропустил вечернюю тренировку. Дон вдруг понял что он сделал.
“Я - эгоист, это неоспоримо, - размышлял он, рассеянно глядя в свои старые чертежи, не понимая ни слова, ни линии, - чем я думал, когда соглашался? Почему нельзя было трезво рассудить, как будет правильно, а не лететь сломя голову на Таймс-сквер и никогда не видеть Ее… Но смогу ли я теперь забыть? И этот сонет! Кто просил меня вспомнить именно его и прочесть его именно тогда, когда она больше всего этого ждала?”
Как ни странно, Донателло меньше всего боялся, что Лин может его узнать. Это казалось ему невозможным, если взять в учет все факторы, но… тем не менее, этого все-таки нельзя было не учитывать.
Девушка несколько раз заглядывала ему в глаза в течение вечера, всякий раз ловя себя на мысли, что она определенно уже где-то видела и эти “зеленые очи”, и это лицо.
Подобное ощущение возникло и у Эйприл, когда она впервые встретила черепашек после превращения. Но поскольку она привыкла видеть их… в зеленом цвете, привыкла к их панцирям и привычке вечно таскать с собой оружие, то узнать в невысоком улыбчивом пареньке Микеланджело не вызвало у нее трудностей.
В лицах всех четверых было что-то, что отличало их от обычных парней, что-то нечеловеческое было написано у них в глазах и чувствовалось во всей манере держать себя, что-то что выдавало их, делало их уязвимыми… знаете, это люди еще называют красотой.
Известно множество случаев, когда в критических ситуациях человеческая система восприятия окружающего мира начинала работать по-иному, навсегда врезая в память отдельные моменты, черты лиц или голоса. Так произошло и с Эллин. Она привыкла думать, что ей привиделись “зеленые люди”. Но теперь, познакомившись с Донателло, она все чаще стала сомневаться в том, что ей “показалось”. Смущало только отсутствие панциря и нормальный цвет кожи.
Утром девушка проснулась на диванчике в комнате сестры, заботливо укутанная в большую джинсовую куртку. Эллин легко распахнула широкие серые глаза, удивившись тому, как быстро ее отпустил крепкий волшебный сон; девушка огляделась вокруг: в комнату через окно свободно проникали теплые солнечные лучики, освещая интерьер небольшой светлой комнаты, где в нескольких шагах от окна, справа, стоял деревянный письменный стол на резных округлых ножках, а на полу перед мягким диванчиком лежал светлый ковер с длинным ворсом, приятно щекотавшим пятки всякий раз, когда на него наступали. Лин почувствовала на своих плечах знакомую ткань - его джинсовка. Она зажмурилась, припомнив события вчерашнего вечера. Блондинка притянула к себе джинсовую куртку, втянув запах жесткой темно-синей ткани. Стоп!