Он подошел к инкрустированному круглому столику и открыв шкутулку, в которой в давние времена господа хранили свои любовные письма, достал перевязанное ленточкой письмо, развязал его и принялся читать.
– Господин Игрек желает, чтобы мадмуазель Энигма совершила с ним соитие, путем орального соединения чресел господина Игрека с губками и с язычком уважаемой мадмуазель Энигмы…
– Ах, как это гадко и неизобретательно, – подумала Ирма, не вздрогнув ни единым мускулом.
Музыканты на какое то мгновение взяли паузу. И после положенного числа тактов, начали третью часть концерта.
Рондо…
Ирма безмолвно приблизилась к Игреку.
Покорно опустилась перед ним на колени и стала ждать, покуда тот сниманет тонкие белые перчатки.
Господин Игрек наконец снял перчатки.
Почему-то она почти узнала эти ладони…
Когда его ладони легли ей на груди.
Она узнала его?
Нет, она не была уверена на все сто процентов.
Даже, когда тот не сдержал условий и вскрикнул в какой-то момент…
Она все равно не была уверена…
Этот Джон с его негодяями, они до всего могли додуматься.
А Вот второго она не узнала это точно.
Даже и мыслей никаких у нее на его счет у нее не было.
Второй был перевозбужден предшествовавшим зрелищем и наверное поэтому почти мгновенно испытал завершение своих желаний.
Оба господина поднялись и поклонами поблагодарили ее.
Джон приложив палец к губам, молча взяв Ирму под локоток, вывел ее из комнаты.. .
– Вторую половину моих денег, – срывая с лица маску, так, что ее волосы рассыпались, разметавшись по плечам, потребовала Ирма, как только они вышли из залы, – теперь я тебе ничего не должна, мы в расчете за наше дельце, но там с тебя еще и причитается, ты же говорил о сумме гонорара.
Ничего не говоря, Джон поклонился и протянул Ирме пачку зеленых банкнот.
Потом она быстро переодевалась в туалетной комнате, – ведь не поедет же она домой в криналине. А Потом… Потом вымыла лицо…
На крыльце дома ее ждал шофер Джона.
– В центр, – сказала Ирма шоферу.
Привалилась бочком к дверце и попробовала заснуть.
Она не видела и не могла видеть, как оставшиеся в зале два ее любовника теперь пили ликер и обсуждали свои дела.
По правилам игры Сюрприз-Плезир – мистер Игрек, ее гражданский муж Игорь Массарский – только что проиграл триста тысяч долларов.
Потомиу что он не сдержался и выказал свои эмоции.
Удивление и даже гнев.
А этого по правилам этой тонкой игры истинных ценителей искусства, делать было нельзя.
– Представляешь, Джон, мы тут глядели в монитор и представь, он до того момента, как она не сняла в прихожей маску, он ее не узнал, – хохотал Махновский.
– Ах, ты гнида, – крикнул Массарский, но не двинув руками, просто устало откинулся в кресле.
Массарский хохотал.
– Это типа как игра в Стоун Фэйс, – сказал наконец, Массарский, только ставки тут у вас, пожалуй, слишком..
– Зато кое-что узнал про свою жонку, – похлопав приятеля по колену, сказал Махновский, – кабы мне кто дал бы такой шанс узнать все про темные стороны жизни моей жонки, я бы такому человеку, – и тут Махновский мотнул головой в сторону Джона, – я бы такому человеку не триста, я бы такому человеку все пятьсот бы дал.
– Пять котлет* за минет собственной жены? – невесело усмехнувшись переспросил Массарский.
– А ты думал это того не стоит? – хмыкнул Махновский, – ты бы потом на ее какой-нибудь тайной подлянке в сто раз больше бы мог потерять, а так чем раньше про свою всё хорошее узнаешь, тем скорее с ней расстанешься. – слабое звено? – спросил Массарский.
– Слабое звено, – кивнул Махновский, – от него, вернее от нее надо избавиться.
Но Ирма этого не видала. Она ехала домой.
Однако дома ее ожидал сюрприз.
В холле ее встретил Дима Попов.
Лицо его излучало официальную отчужденность.
– Плохие новости, Ирма, – сказал он.
– В чем дело? – спросила Ирма.
Спросила, а интуиция ей уже подсказывала ответ.
– Игорь тебя выставляет, – ответил Дима, – он звонил и просил тебя с вещами отправить на твою московскую квартиру.
Правильно вещевала интуиция…
Вот и все..
Вот и кончился ее роман с Игорьком…
А Роза разбилась в своей почти новенькой "пежо".
Разбилась, когда ехала к себе в Бугульму, похвастать машинкой перед родичами, да перед одноклассниками.
Мотя Зарайский так не хотел ее отпускать, так не хотел, все говорил, – поезжай поездом, на кой черт тебе сутки за рулем?
Не послушаолась, поехала.
И лоб в лоб с КАМАЗом на трехсотом километре трассы…
Вот так…
Сик транзит глория гёрлиш… • котлета – пачка стодолларовых купюр (совр. Жарг.)
Эпилог
If I could stick my pen in my heart
Spell it right over the stage Would it be enough for your teanage lust If it could ease your pane Cant You see – this old boy is getting lonely?
Mick Jagger "Its only Rock-n-Roll" Если бы я мог окунуть моё перо в мое сердце И кровью расписаться прямо на сцене Достаточно ли было бы это для твоего похотливого сердца?
Успокоило бы это твою боль?
И разве ты не видишь, как я одинок?
Мик Джаггер "Это только Рок-н-ролл"
1.
– Все девочки обязательно попадают в рай, это я вам верно говорю! – сказал критик Александр Евгеньевич Баринов.
– Значит, Роза теперь в раю? – недоверчиво переспросила Агаша.
– Все девочки обязательно оказываются в раю, – подтвердил Баринов.
– А знаете, мне кажется, в раю Розе будет скучно, – с сомнением в голосе сказала Ирма.
Они были приглашены на дневное шоу Монахова "Разные судьбы".
Сам модный Монахов, приняв позу задумавшегося юноши, прижал микрофон к подбородку и с чувством глядел на самую красивую гостью своего телешоу.
И если бы жанр мраморной скульптуры стал бы в наши дни стольже востребован, как в древних Греции и Риме, то нынешний модный ваятель вырубил бы теперь из мрамора не "мальчика вынимающего занозу", а "телеведущего, сжимающего микрофон", и наши далекие потомки, откопав потом эту скульптуру из под пепла новых останкинских Помпеев, поставили бы ее в музей и любовались бы, восхищаясь совершенными линиями модного Монахова.
– Скучно? – переспросил Баринов, – почему скучно?
– Чарли Чаплин когда-то заявил, что если бы ему пришлось выбирать, где провести загробную часть своей жизни, то он бы колебался, межуясь в сомнениях, не зная что предпочесть, рай из-за его комфорта, или ад из-за явно веселой компании людей, что там собрались, – сказала Ирма.
– Ах, мы все находимся в плену неверных представлений о том, что есть рай, – сказал Баринов, – на самом деле рай будет для каждого из нас сугубо индивидуальным, а отнюдь не той устойчивой картиной привычно рисуемого в нашем воображении скучным садом, где прогуливаются бородатые старички с нимбами и ручные животные.
– Рай будет для каждого по индивидуальному заказу? – хмыкнула Ирма, – как отделка квартиры в новых хороших домах?
– Вроде того, – кивнул Баринов, – потому как счастлив каждый человек может быть только индивидуально, а не по универсальной схеме.
– И как вы представляете себе этот рай, в котором окажутся все девочки? – спросил оживившийся Монахов. Он переменил позу и теперь с него можно было с одинаковым успехом ваять и "Мыслителя" и нового "Сцеволу" с микрофоном.
– Рай, это прежде всего то место, где мы будем счастливы, – сказал Баринов, повернувшись и обращаясь почему-то не к Ирме, а к Агаше, – а счастливы мы с вами все были прежде всего в детстве и в юности, когда мама была молодой, когда молодыми мы были сами, и молоды были наши друзья. Поэтому, в том самом раю, которого никто из живых не видел и видеть не может, мы будем в индивидуально сконструированном для нас пространстве узнаваемых и милых сердцу пейзажей… Для умершей негритянсклой девочки это будет ее любимая африканская деревушка, где она будет общаться со своими родственниками, а для белой девочки из Норвегии, в раю будет уголочек красивого фьорда, где на высоком зеленом лугу, на краю скалистого обрыва, под музыку Грига она будет танцевать со своими белокурыми подружками.