— Рано или поздно все там будем, — равнодушно изрек Хомченко. — Я о другом. Слишком несвоевременно вы поставили вопрос о заводе. Без предварительной проработки. Вот и получили по лбу.
— Как-нибудь переживу... Хочу спросить, Борис Антонович... Вы ведь занимаетесь поставками?
— По мере скромных сил и возможностей...
— Йодированную соль кто поставляет?
Хомченко от неожиданности открыл рот, но тут же захлопнул. На скулах вспухли желваки. На щеках появились багровые пятна. Федечка внимательно следил за этими изменениями. Похоже, хитрован чего-то испугался, не знает, что ответить на простой, как облупленное яйцо, вопрос.
— Соль?
— Ну, да, соль, только не обычную — йодированную. Расфасованую в пакетиках по несколько граммов. Странная расфасовка, вам не кажется?
Ответственный чиновник пришел в себя, даже нашел силы улыбнуться.
— Первый раз слышу. Сода, и простая, и не простая, не по моей части, не та номеклатура. И вообще — если каждый акционер станет вникать в такие мелочи — соль, сахар, макароны — работать будет некогда. Смешно даже подумать.
— Да, нет, не смешно, скорее — грустно. А иногда и страшно. Странная у вас позиция, господин Хомченко, если не сказать по другому.
— Не вижу никаких странностей, — окончательно успокоился Борис Антонович. — Что до боязни, то она иногда — не грех.
Федечка поднялся, вплотную приблизился к собеседнику. Обличающе протянул к нему руку.
— Ошибаетесь. В некоторых случаях — грех. И больщой грех.
Собеседник тоже поднялся.
— Тогда молитесь, Федор Федорович. Молитесь...
— Вы мне угрожаете?
Не отвечая, Хомченко остановил грузчиков, которые только-что сняли с фуры тяжеленный ящик с бутылками, принялся неизвестно за что ругать их. С такой злостью, что парни поникли.
Федечка понимающе кивнул и пошел к выходу...
Глава 16
Ивана не особенно обрадовало поражение Лавриковых, он даже немного растерялся. С малых лет привык к трудным победам, требующим напряженного труда, а тут все произошло как бы помимо его. Руками семейного «адвоката» Хомченко, но с подачи сына Кирсановых. Нелегко признать свою причастность к не совсем чистым делам, но приходятся.
Любую победу положено отмечать — так уж принято. И не где-нибудь, а в полюбившемся азиатском ресторанчике. Не то в японско-китайском, не то в китайско-японском. Там не бывает упившихся до умопомрачения алкашей, его редко посещают перекрашенные путаны. И тех и других отпугивают бешенные цены. Посетители — солидные предприниматели, чиновники высокого ранга, видные политики. Конечно, бывают и криминальные воротила, но они не выпячиваются, ведут себя тихо и мирно.
Сказано — сделано! Устроившись на заднем сидении дорогого шестисотого «мерса», малолетний бизнесмен приказал водителю: вперед! Этаким баском нувориша, не терпящего ни возражений, ни советов.
Женька, ехидно усмехнувшись, подчинился. За сравнительно недолгое время сосуществования с пацаном, возомнившим себя покорителем мира, он научился управлять своими эмоциями. Когда можно тявкнуть, а когда лучше лизнуть и сплюнуть.
— Приехали, босс, — оповестил он «пассажира» таким тоном, что Иван вздрогнул.
— Спасибо, шеф, — в той же тональности ответил он. — Пошагали?
— Не получится. Мне тошно даже смотреть на этих морских червяков. А уж потреблять их вообще с души воротит, желудок к горлу подкатывается.
— Кому сказано? Не люблю дважды повторять, могу и обозлиться!
В глазах Женьки мелькнула и исчезла явная насмешка. Похоже, злость хозяина его не испугала. Но из машины он все-таки выбрался. С показной неуклюжестью и с ленцой.
— Знаешь, Ваня, наверно я уволюсь.
Терять, пусть ехидного, но всегда исполнительного, классного водителя и понимающего веселого собеседника Ивану не хотелось. Мало того, он просто не представлял себе жизни без безногого инвалида.
— Чего это вдруг?
— Потянуло в пастухи. Зовут на родину предков, предлагают не пыльную должность: щелкать бичом да попивать халявное молочко, — глядя в лицо Кирсанова чистыми глазами, беззастенчиво соврал Женька.
— И за какие бабки? — поинтересовался пацан. В принципе, что ему до будущих достатков персонального водилы, который собирается покинуть хозяина? Вопрос — пристрелочный: узнать за какие гроши сманивают Женьку и, соответственно, предложить большую сумму. Как на аукционе.
— Считай — ни за какие. За харчи. Зато никто не станет давить на мозги, не заставит жрать дребанных трепангов.
— Не темни, хитрован! — беззлобно прикрикнул Иван. — К тому же, трепанги — китайская кухня, а здесь, в основном, — японская. Давно пора ликвидировать безграмотность... И потом... Безногих пастухов не бывает.
— А я, как Мересьев, буду первым.
— Коровы и овцы поумирают со смеха.
Женька промолчал. Увольняться он не собирается, сказанное — нечто вроде прикидочного выстрела. Не только прикидочного, но и предупреждающего. Дескать, не перестанешь издеваться — распрощаемся.
Друзья заняли столик возле окна. Женька брезгливо поворошил палочками в поданом официантом блюде. Отодвинул, покосился на хозяина и попросил принести хотя бы морской капусты. Только без отвратной живности.
Иван с аппетитом поглощал «червяков». Он по своему, по кирсановски, без заздравных тостов и возлияий, праздновал далеко не радостную победу над Федором Павловичем и Федечкой...
Японокитайский ресторан полюбился не только Ивану — в него зачастил Дюбин. По там же причинам: практическое отсутствие алкашей и проституток. И еще одна причина — пообщаться с Ессентуки. Поставить новую задачу, получить отчет о выполнении предыдущей. Не на крыше здания и не в его подвале, за столом, украшенным морскими деликатесами зарубежного производства.
Пиршествовал Дюбин не в общем зале — в отдельном кабинете, стены которого расписаны гейшами, сакурой, бонзами, камикадзе и прочей символикой.
Сидит, умело орудуя палочками, и рассеяно смотрит на девушку, наряженную в кимоно, которая раскладывает на зелень горячие кусочки рыбного деликатеса. Девушка — явно русская, ее наряд и сложная прическа — своеобразный логотип фирмы.
— Больше ничего не желаете?
Простой вопрос — с подтекстом. Речь не о каком-нибудь блюде или — напитке, ряженная предлагает себя. Не то в роли закуски, не то — десерта. Конечно, не бесплатно — за немалое вознаграждение.
— А что еще? — все также рассеянно спросил Дюбин. Не для купленного секса он поднялся из могилы, проделал немалый путь из Швейцарии, оставляя за собой вереницы трупов. — Что можете предложить?
Многозначительное молчание.
— Не нужно. Терпеть не могу поварих. Тем более, ряженных... Лучше попросите сюда хозяина.
Обиженная и оскорбленная давалка презрительно шевельнула плечиком. Наверно, решила: либо импотент, либо «голубой». Какой нормальный мужик откажется продегустировать красивую и услужливую девчонку? Имеются, конечно, чистоплюи, но их не так уж много.
— Сейчас приглашу, — мяукнула она, наклонив голову.
Через несколько минут в кабинет вошел Ессентуки. Не ряженный под самурая — в добротном костюме с искоркой, в крапчатой бабочке. Бизнесмен высокого ранга.
— Рад видеть. Как тебе моя «пирожковая»?
— Нормальное заведение. С душком. Только сервис слишком навязчив. Эта гейша в рязанском исполнении...
Ессентуки рассмеялся, но в глазах застыл холодок.
— Многим нравится. Хоть что-то народное среди сашими, сябу-сябу, гребешков, мраморного мяса и суши. Завалится компания уже поддатых мужиков, те, которые выросли на рубленных бифштексах и тефтелях под томатным соусом — глазами хлопают, не знают, куда руки деть. А вот такая курносенькая бедрышками пошевелит, как бы невзначай подскажет, что гребешки хрумкать без «Шабло-премьер-крю» никак нельзя — горло можно оцарапать. Обалдевшие мужики тут же заказывают бутылок пять для разгона. А каждая бутылка, между прочим, — штука баксов...