— У меня не геморрой, у меня — такой стиль, — туманно признался Федечка. — Манера поведения.
— Ничего не скажешь, хороший разброс по представителям эпох. У одних — проблемы с проктологией, у других — стиль... Николай Анисимович предупредил меня, что вы не совсем обычный юноша. Это правда?
Пришлось скопировать собеседника — изобразить такую же доброжелательную гримасу.
— Почти правда. Главное мое достоинство в том, господин директор, что я совершенно точно знаю о своей обычности. Более того — заурядности. Такое знание спасает от многих ощибок и разочарований.
Хитро закрученному монологу позавидует любой адвокат. Федечка сам себе мысленно поаплодировал. Правда, о победе говорить рано, пока счет — ноль-ноль, но наметки просматриваются.
— Ну, что ж, давайте говорить стоя.
— Давайте. Сейчас я начну долго и занудливо вещать о грандиозных инвестиционных планах, вы будете одобрительно кивать. Потом пошлете меня отдохнуть на пару дней, а сами станете советоваться с акционерами. Хотя мнение уже, наверняка, выработано... Угадал сценарий?
Мамыкин с интересом и с опаской оглядел безмятежную физиономию собеседника. Ох, и непрост он, этот рыжий наследничек своего хитроумного папаши! Только и он не лыком шит, многие пытались взять его на зуб, после ходили с вставной челюстью. Если вообще ходили.
— Почти угадали... Вы всегда с ходу перехватываете инициативу?
— Учился этому... перехвату.
— Чувствуется неплохая школа... Только сценарий напрашивался сам собой. Не надо быть великим драматургом, чтобы сочинить его. Да и в нашем Богом забытом уезде нет собственных Шекспиров. Иногда появляются приезжие.
Явный намек на появление московских делопутов? Ничего, подумал Федечка, стерпим, сделаем вид, что по неопытности не врубились.
— Тогда предлагаю перепрыгнуть «протоколы о намерениях» И сразу взять быка за рога. То-есть, заняться второй серией под условным названием... Например, «Захват-два». По-моему, очень перспективное коммерческое название.
Мамыкин изобразил понимающую улыбку. На самом деле, он пока ничего не понял. Лихо закрученные фразы, какой-то «захват», упоминание малопонятных «протоколов» — все это переплелось в его сознании.
— Действительно... Только кажется уже было. Я не любитель остросюжетных произведений, могу и ошибиться.
— Как сказано мудрецами: «Что было — уже есть, и чему быть — уже было».
— О! Мы и в Писание заглядываем? Похвально!
В божественном Мамыкин был полным профаном. Будь возможность — проконсультировался бы с женой. Приходится рядиться в монашескую скуфью инока, только что поступившего в монастырь.
— Экклезиаст выпадает из библейских текстов. Странно, что его вообще в апокриф не сбросили.
— За что? — равнодушно осведомился Мамыкин. Прегрешения незнакомого ему Экклезиаста мало интересовали его, но надо же как-то поддерживать на плаву тонущую беседу.
— За поэтическое вольнодумство.
— Значит, сбросили за дело... Тогда самое время вернуться к ортодоксальной прозе... Вы сколько миллионов готовы выложить?
Разговор перешел от обнюхивания в деловую плоскость. Забыв о мнимом геморрое, Мамыкин опустился на стул. Федечка занял место напротив. Лицом к лицу.
А вот о моих возможностях знать тебе рановато, подумал Федечка. Речь о вложениях пойдет позже, когда разрешится главный вопрос.
— Цифры назовут эксперты.
— Так-то оно так, но потолок, возможности, перспективы определяют не они. Кошелек вашей «Империи».
И о компании знает? Слава Богу, не догадывается о том, что бизнесмен никого сейчас не представляет — одного себя. Придется приоткрыться
— В принципе согласен... Для предприятия такого типа имеется примерная шкала... Если не ошибаюсь, постройка семидесятых годов?
— Семьдесят восьмого, — уточнил Мамыкин. — Имеет значение?
— Еще какое! Похоже, с тех пор ничего не трогалось — ни коммуникации, ни оборудование.
— Само собой. Только косметика к с"ездам. Потом и с"езды приказали долго жить.
Федечка поднялся со стула, ероша, как всегда, взлохмаченные космы, заходил по кабинету. Он забыл про осторожность — охватил азарт первооткрывателя.
— Значит, капремонт — до десяти миллионов по самому минимуму. Замена устаревших технологических линий — к двадцатке подкатывает. Прибавим на разворование, взятки и прочие непредвиденные расходы. Всего встанет в районе пятидесяти.
— Здорово просчитано! — похвалил Мамыкин. — За пару минут решена задача на сложение!
— А чего тянуть?
— Значит, вы готовы инвестировать пятьдесят миллионов?
— А вот это уже предмет для более длительного разговора. И не здесь. И не сейчас.
— Наверно вы правы... Но даже на уровне элементарной арифметики подобная сумма превращает нынешних держателей акций в пустое место.
О так называемых акционерах Мамыкин не особо беспокоился. Каждый за себя: он — за свой кошелек, полунищие держатели заводских акций — за свой. Принцип рынка. Если подойти с умом, предстоит неплохой навар.
Он знал, что щедро обещанные миллионы — блеф, наживка для глупых рыбешек, к числу которых себя не относит. Но заставить себя не мечтать не мог. Это было превыше его.
— А что вашим нынешним акционерам выгодней? — Федечка недоуменно развел руками. — Допустим, иметь две копейки с рубля в год или иметь их же, но чувствовать себя хозяевами? Или выгодней перестать быть хозяевами развалин, но получить уже рубль за рубль?
Трезво мыслит младенец, мысленно покривился Мамыкин. Придется возвратить его с ангельских высот на грешную землю.
— Чувство собственника, молодой человек, не всегда рационально. И не всегда подчиняется выгоде, рентабельности и прочей красивой терминологии. Это — чувство, а не гольная цифра. Ирреальная, я бы сказал.
Федечка снова занял покинутой место напротив оппонента. Досадливо поморщился.
— Ерунда, извините, словоблудие. Вы не вишневым садом торгуете.
— Покуда я ничем не торгую. Нет у меня таких полномочий. И еще... Как сказал известный вам вольнодумный поэт — «Лучше покоя на одну ладонь, чем полные горсти тщеты и ловли ветра...». Сильно сказано! — он встал со стула, навис над самовлюбленным пацаном, возомнившим себя великим реформатором. — Разговор окончен!
— То-есть? — Федечка тоже поднялся. — Что вы хотите сказать?
— Я вовсе не директор! Меня зовут Григорий Мамыкин. Ма-мы-кин, — по слогам продекламировал Мама. — Окимовский хозяин... А вы, Федор Федорович, лезете в авантюру. Никто вам не доверил вести переговоры, никакая «Империя» за вами не стоит и стоять не может. Пару дней назад я предостерегал вашего папеньку от подобных происков, он, видимо, не внял, не проникся. Поэтому вынужден повторить его прощальные слова. Пошел вон отсюда! И дальше других слов не будет. Дальше начнут трещать шейные позвонки. Уходите. И побыстрей. Это относится и к вашему пребыванию в городе. Пошел вон!
Федечка подошел к двери, остановился.
— Думаешь, испугался? А мне почему-то не страшно.
Дверь захлопнулась с такой силой, что с притолоки посыпалась известка.
Несколько долгих минут Мамыкин успокаивался. Казалось бы, полушутливая беседа изрядно потрепала его нервы. Прийдя в себя, взал мобильник, набрал знакомый номер.
— Губернатора срочно! Как это занят? Пусть освободится! Мамыкин говорит, деточка, МАМЫКИН! Пора узнавать по голосу... Юрий Сергеевич, привет! Ты там своего Лазаря Ильича поторопи, вставь ему фитиль в надлежащее место. Финансовый фитиль или тротиловый — это по ситуации! Чего, чего, спрашиваешь? Опять нервы дергали. Пацан был, младший Лавриненок, которому, как и папаше, палец в рот не клади — отхватит. Пусть берут Лавра, Юрик! Немедленно берут! Сейчас десять утра с минутами, так вот, до вечера вопрос должен быть закрыт. А с мальчишкой я как-нибудь сам управлюсь... Тоже мне, полез Давидик на Голиафа!... Это я говорю не тебе, Юра, ты этого не проходил...
Мамыкин говорил и смотрел в окно, провожая ненавидявшим взглядом идущего к проходной Федечку...